Еще раз о "гармониях и цифирях"
Начну с темы, рассмотренной Амусьей в нескольких его статьях, в частности, в статье "Гармонию цифирью поверяя" - об оценке ученых с помощью так называемого индекса цитируемости. Как отмечает автор статьи, этот индекс позволяет оценить, кому и в какой мере была нужна цитируемая работа и определяет меру признания вклада ученого в науку. Затрудняюсь сказать, каким образом можно определить на основе индекса
цитируемости "кому и в какой мере была нужна цитируемая работа" - М. Амусья этого не объясняет. И для использования этого показателя при сравнении вклада в науку отдельных ученых даже в одной области знаний тоже необходимо учитывать много привходящих обстоятельств.
При кажущейся объективности показателя цитируемости у него имеется много недостатков, ставящих под вопрос возможность его применения в качестве важнейшего и уж тем более единственного критерия оценки вклада ученых в науку. В комментарии к индексу цитирования российских ученых, составленному междисциплинарным научным сервером, отмечены недостатки этого показателя, из которых выделим следующие:
1.Самоцитирования. Ими можно "нагнать" весьма немалый индекс. Отделить самоцитирования технически трудно.
2.Индекс цитируемости зависит не только от научного уровня, но и от PR-активности ученого (конференции, контакты, использование СМИ и т.д.).
3.Зависимость от конъюнктуры: "мейнстримные" работы цитируются лучше, чаще, чем пионерские или выходящие за рамки научной парадигмы. Правда, со временем они могут "отыграться", но таких работ сравнительно немного.
4.Проблема соавторов. Как в случае коллективного авторства считать индекс - делить на всех? Но ведь известно, что степень участия соавторов распределена, как правило, неравномерно. В таком случае более справедливо, если авторы указаны не по алфавиту, а по вкладу, но нередко бывает наоборот.
Перечисленные недостатки данного метода нуждаются в дополнительных пояснениях. Для того, чтобы понять, что представляет собой цитирование в современной науке, зададимся вопросом, кто и почему цитирует своих коллег. Несомненно, наиболее существенным мотивом цитирования является необходимость обоснования собственных выводов ссылками на работы предшественников, причем необязательно, что исследователь, цитирующий коллегу, соглашается с ним - часто бывает наоборот, когда он полностью или частично опровергает цитируемые выводы.
Бывает и так, что преднамеренно публикуется "неправильная" статью, которую ругают все, кому не лень, а ее автору именно это и нужно - скандальная слава лучше безвестности, а для определения индекса цитируемости не имеет значения, поддерживают автора статьи или критикуют.
Кроме того, цитирование коллег - своеобразный способ выражения благодарности или возврата долга цитируемому. Мотивы комплиментарного цитирования не обязательно тождественны персонажам басни, в которой "кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку". Это может быть выражение благодарности за предложение участвовать в проекте, приглашение на конференцию и т.п. Об этом, в частности упоминал в одном из интервью президент РАН, академик Ю.Осипов: "У нас есть один очень известный алгебраист. Когда стали мусолить ситуацию с индексом цитирования, он поспорил, что в течение двух лет его индекс цитирования просто взлетит. И он это сделал: договорился с коллегами - иностранцами и своими - чтобы ссылаться в статьях друг на друга. Всегда же можно написать, что вот к изучаемой проблеме примыкают такие-то работы. Это известная шутка у математиков".
Все большее значение приобретает искусство пиара, привлекающего внимание к автору не только со стороны коллег, но и широкой публики. Достаточно вспомнить Ф. Фукуяму, широкую известность которому принесло утверждение, что крах СССР знаменует конец истории. Неважно, что за этим утверждением не было глубокого анализа и Фукуяма был вынужден потом от него открещиваться - взлет индекса цитируемости ученого был гарантирован.
Следует отметить также, что работы, выходящие за рамки "мейнстрима" и носящие пионерский характер, намного сложнее опубликовать. Представим ситуацию - молодой физик, скромный служащий патентного бюро в Швейцарии, в наше время посылает в ведущие американские журналы по физике статью революционного характера. Наверняка в некоторых журналах статью отвергнут с порога, в других пошлют рецензентам, которые скорее всего напишут отрицательный отзыв, поскольку, как сказал бы К. Воннегут, автор не принадлежит к их "карассу", или, наконец, порекомендуют автору поработать над статьей.
Пробить что-то принципиально новое без поддержки научных авторитетов всегда было нелегко, а сейчас, в условиях жесточайшей конкуренции в борьбе за гранты, стало почти невозможно. Конечно, конкурентоспособность ученого зависит от имеющихся регалий - проще опубликоваться, если у тебя уже есть наработанный бренд - сначала ученый работает на его создание, а затем бренд работает на него. Сам по себе индекс цитируемости обладает мультипликационным эффектом - вероятность цитирования возрастает с каждым новым упоминанием публикации.
Ни для кого не секрет, что в нашем прагматичном мире мало желающих заниматься благотворительностью в чистом виде. Это относится и к отношениям в науке, поэтому нередко маститые ученые фигурируют в качестве соавторов работ молодых коллег, не достигших высокого научного статуса.
Специфическую форму подобный "научный мезальянс" приобрел в израильских университетах, принимающих ученых-репатриантов по государственным программам("стипендия Шапиро", программы Гилади и КАМЕА). Одним из условий участия в программе является согласие университета, соответствующего факультета и его руководителя взять под опеку ученого-репатрианта, плохо ориентирующегося в израильских социальных и профессиональных реалиях. Естественно, далеко не все израильские ученые готовы взять на себя дополнительную нагрузку, если она не сулит вполне осязаемых выгод. Наряду с бесплатным и, как правило, безотказным работником, университет получает дополнительное финансирование, а также возможность получения грантов на исследования(весомость заявки на грант, кроме прочего, зависит также числа сотрудников, задействованных в проекте). Подобное сотрудничество зачастую сводится к разделению функций: один ученый проводит исследование, другой пишет статью, третий обеспечивает перевод и необходимые рецензии, переговоры с издателем и редактором и т.д. В итоге после появления публикации удовлетворены все участники.
Разумеется, возникновение научного коллектива, состоящего из двух и более ученых, может быть также результатом сотрудничества, в котором они дополняют друг друга. Но все же соавторство представляет отдельную проблему оценки работы ученых, тем более сложную, чем больше соавторов, индивидуальный вклад которых невозможно определить. Часто бывает, что исследователи предпочитают разделить славу поровну, и тогда они ставят свои фамилии над статьей в алфавитном порядке. При этом у авторов с фамилиями, начинающимися с начальных букв алфавита, появляется естественное преимущество. Так, например, в индексе цитирования на сайте петербургского физтеха работы Яковлева, опубликованные после 1998 года, упомянуты 448 раз, а работы Амусьи - 362 раза. Но если ограничить число цитирований только работами, где эти ученые были единственными авторами или упомянуты первыми, то соотношение меняется: у Амусьи 259 цитирований, а у Яковлева только 74. Это в известной степени обесценивает индекс цитирования, в котором учитываются статьи, написанные одним автором или авторским коллективом, где фамилия цитируемого ученого названа первой. Тем не менее, такой показатель подсчитывается наравне с общим индексом цитирования.
В общем индекс цитирования во многом зависит от разнообразия и широты научных интересов исследователя, и от числа публикаций, которые могут быть процитированы. И вот здесь могут возникнуть любопытные ситуации. Скажем, по данным того же питерского физтеха, индекс цитируемости профессора Амусьи за период с 1986 по 2007 год, когда он, по его собственной оценке, опубликовал примерно 400 статей, составил почти 3900, то есть в среднем 10 откликов на каждую статью. Максимальное число откликов на статьи профессора Амусьи, опубликованные после 1998 года, составило 28. Возможно, преобладающее число ссылок на статьи ученого в последние 10 лет принадлежит одним и тем же специалистам, давно и, надеюсь, плодотворно сотрудничающих с коллегой из физтеха.
Суммируя сказанное, выскажу крамольную мысль - коэффициент цитируемости во многих случаях свидетельствует лишь о "широкой известности в узком кругу".
Оценка вклада в науку "физиков и лириков".
Применение индекса цитируемости для оценки вклада ученых в развитие общественных наук связано с еще большими трудностями. Можно было бы ограничиться как в рассказе Чехова об истории мидян одним предложением: физика и общественные науки, образно говоря, неконгруэнтны. Тем не менее, нынешняя ситуация в общественных науках, в частности в экономической науке, заслуживает более подробного рассмотрения.
Первое, на что хотелось бы обратить внимание - это различия в уровне интернационализации естественных наук, с одной стороны, и гуманитарных - с другой. Условно говоря, у "физиков" есть неоспоримое объективное преимущество перед "лириками" - профессиональный английский в естественных науках ограничен достаточно скромным словарем, позволяющим общаться исследователям из разных стран. В гуманитарных науках профессионального лексикона недостаточно, здесь язык накладывает отпечаток даже на способ мышления и стиль изложения.
Разумеется, при желании и постоянных контактах овладение международным языком общения ученых не представляется неразрешимой задачей. Но все же "перепереть на язык родных осин" Шекспира намного сложнее, чем перевести труды Ньютона, так же, как нелегко подчас донести до западных коллег нюансы достаточно сложного исследования в одной из гуманитарных дисциплин, опубликованного, скажем, на русском языке.
Это, в частности, в какой-то мере объясняет существование целых областей в общественных науках, развивающихся автономно и в определенной степени замкнутых на своих регионах и странах. На Западе об этих работах имеют очень смутное представление, чему в немалой мере способствует и отношение преобладающей части американских ученых к публикациям на иностранных языках: по мнению многих из них, все достойное внимания появляется исключительно на английском языке. В процессе исследования проблем свободного времени я заметил, что из немецких и французских публикаций на эту тему американские исследователи знают (если знают)в основном работы Ж. Дюмазедье, некоторые из которых были переведены на английский.
Существенно различается и само отношение "физиков и лириков" к цитированию коллег, особенно заметно проявлявшееся в СССР. Однажды при редактировании моей монографии в издательстве "Наука" мне на полном серьезе порекомендовали сократить число ссылок и упоминание в предисловии других работ, поскольку это создает неблагоприятное впечатление о "заезженности темы". Но и в США замалчивание работ конкурентов не является исключением из правил. Так, например, в двухтомном обзоре публикаций по экономике образования я с удивлением обнаружил, что автор одного из очерков(он же и член редколлегии)"забыл" упомянуть несколько исследователей, внесших заметный вклад в разработку темы человеческого капитала. Вряд ли это произошло случайно, скорее всего, "забытые" авторы просто не относились к кругу "своих".
Наконец, определенную роль играют различия в технических возможностях публикаций. У меня под рукой нет точных цифр, но могу предположить, что число периодических изданий в естественных науках намного больше количества аналогичных изданий в гуманитарной сфере, не говоря уже о несопоставимости числа научных журналов в США и СССР. Это объективно ограничивало возможности публикаций и соответственно потенциал цитирования.
Есть еще одно обстоятельство, о котором я решил написать после долгих колебаний. Я далек от мысли, что процесс научного творчества в физике подобен его карикатурному отображению в фильме "Весна" - "сел, задумался, готово". Но рискну предположить, что в гуманитарных науках, (если не считать априори, что в них работают более ленивые и менее талантливые люди, чем ученые - естественники), для подготовки одной даже проходной статьи требуется в среднем больше времени, чем, например, в прикладной физике. Разумеется, бывают и исключения, когда число публикаций увеличивается за счет "перепевки" одного и того же материала. Как говорил один мой знакомый "ученый", "из каждого исследования нужно выжать все, вплоть до сюжета детской сказки". Тем не менее, я не припомню даже крупных советских экономистов, которые писали в среднем по 10 и более статей ежегодно. В экономической науке такая плодовитость скорее всего свидетельствует о научном поносе, о котором говорил К. Гаусс, цитированный М. Амусьей.
Но при всех привходящих обстоятельствах индекс цитирования советских и российских экономистов действительно низок, что очень волнует физика М. Амусью. Наверное, поэтому он даже обратился в конце 80-х годов к академику Аганбегяну с предложениями экономического переустройства советской экономики и был явно обижен тем, что ответ ему написал не сам академик, а его аспирант. Надо сказать, что в 80-е годы многие известные ученые, среди которых можно назвать математика Глушкова, академика Берга (отца советской подводной лодки), авиаконструктора Антонова и других "физиков", также выдвигали различные проекты экономических преобразований. Однако по причине то ли утопичности этих предложений, то ли из-за нежелания верхов идти на радикальные реформы, все они были отвергнуты.
Я не знаю сути экономических предложений уважаемого профессора физики, но, если они базировались на представлениях Амусьи, например, о ценообразовании, то реакция Аганбегяна становится вполне понятной. Как-то даже неудобно объяснять, что цена определяется не только трудовыми издержками и "расходами на развитие", как утверждает Амусья в статье об открытых им социальных законах. Конечно, величиной амортизации дивана, на котором физик размышляет об основах мирозданья и письменного стола, на котором он пишет, можно пренебречь, но амортизация оборудования составляет значительную часть цены продукта, не говоря уже о материальных затратах на сырье и полуфабрикаты, составляющих в производстве многих продуктов до 80% от их цены.
Но вернемся все же к вопросу оценки вклада советских и российских экономистов в мировую науку. Полагаю, что индекс цитирования для этой цели совершенно непригоден по ряду причин. Прежде всего из-за отсутствия единой мировой экономической науки - уж очень различны базисные идеологические постулаты и направленность исследований, скажем в марксистской политэкономии и в западной economics. Поэтому даже те редкие работы, которые переводились издательством "Прогресс", не представляли интереса для западных исследователей. Вряд ли можно говорить и о растущем признании трудов российских экономистов в последние годы. Приведу лишь один пример: в 2005 году берлинское издательство "Шпрингер" опубликовало на английском языке работу российских экономистов Р. Гринберга и А. Рубинштейна "Экономическая социодинамика", отмеченную в прошлом году престижной премией Европейского института международных экономических исследований за вклад в экономическую науку. Я не обнаружил никаких ссылок на эту работу в
Google Scholar.
Это, разумеется, не опровергает наличия значительного балласта в экономической науке в России, о чем свидетельствуют приведенные моим оппонентом результаты опроса российских ученых. Но может ли профессор Амусья гарантировать, что в случае проведения аналогичного опроса преподавателей американских университетов, доля коллег, которых они посчитают бесплодными, будет намного меньше?
Более того, разразившийся в США а затем и в других странах экономический кризис(по масштабам и глубине сравнимый с "Великой депрессией" 30-х годов прошлого века), поколебал сами основы мейнстрима западной экономической мысли. В соответствии с основными парадигмами неоклассического синтеза и чикагской экономической школы(монетаристов), экономическая катастрофа просто не должна была произойти. Как говорил чеховский герой, "этого не может быть, потому что этого не может быть никогда".
Тем не менее, мировой экономический кризис, состоялся, и доминирующие в западной экономической науке направления, которые дали наибольшее число нобелевских лауреатов и на которых приходится преобладающая часть публикаций и массива цитирований, оказались в центре усиливающейся критики, отражающей разочарование общества во вчерашних экономических "гуру". Их оппоненты, представляющие конкурирующие направления западной экономической мысли, не стесняются в выражениях: так, известный критик экономического мейнстрима Ф.Болл опубликовал в "Файненшнл Таймс" статью, в которой он пишет об идиотизме неоклассической экономической теории, слепо скопировавшей ряд базисных принципов классической физики, малопригодных для объяснения сложных экономических процессов.
Не скрывают своего разочарования состоянием западной экономической науки и "сильные мира сего": на прошедшей в конце февраля ежегодной конференции Центра капитализма и общества при Колумбийском университете, собравшей ведущих финансистов, экономистов и аналитиков - от известного инвестора Джорджа Сороса и нобелевских лауреатов по экономике до Пола Волкера, главного антикризисного советника Барака Обамы. Лауреат Нобелевской премии 2006 г. Э. Фелпс высказал на этой конференции чудовищную по своей крамольности - с точки зрения неолибералов - мысль о необходимости национализации крупнейших банков, ибо без этого уже невозможно восстановить доверие к банковской системе. Сорос, в частности, отметил, что "рыночный фундаментализм, вера в то, что рынок может сам себя корректировать, привели к дерегуляции глобального рынка".
Примечательно, что ситуация в западной экономической науке напоминает положение в СССР в 80-е годы прошлого века. Тогда, как уже упоминалось выше, проекты спасения советской экономики предлагали специалисты из других областей знаний. Подобно этому, сейчас в США раздаются призывы к созданию "Манхэттенского экономического проекта", этакого междисциплинарного коллектива, который создаст новую экономическую теорию и укажет пути создания бескризисной экономики.
Тема кризиса западной экономической науки заслуживает отдельного рассмотрения. Но и приведенных фактов достаточно, чтобы усомниться в целесообразности сравнения вклада в экономическую науку российских экономистов и их американских коллег, представляющих мейнстрим западной экономической мысли.
Завершая обсуждение вопроса об оценке продуктивности научного труда ученых в разных областях знания, все же не могу удержаться от одного замечания. В соответствии с основами научной этики, оценку научного уровня исследования, а тем более нескольких работ ученых, представляющих определенную область научных знаний, может себе позволить ученый, хорошо знающий проблематику изнутри. Как говорил известный философ Г. Щедровицкий, "надо знать, что и в какой комнате делать".