You are here

Седина в голову?

Оставлять седину или нет? Этот вопрос не дает мне покоя — мне, политизированной женщине средних лет, которая не могла дождаться, когда поседеют ее 80-летние родители, и которая сама начала седеть еще молодой и с тех пор красит волосы (хотя и без особого желания). Конечно, не я люблю заниматься такой ерундой, но и запах аммиака тоже терпеть не могу. Запах лаборатории напоминает мне о том, насколько все это искусственно, и о том, что эта химическая промышленность зарабатывает миллионы фунтов стерлингов на нашем здоровье, подвергая людей — и меня в том числе — опасности.

Призыв не стареть, брошенный представителями послевоенного поколения, работает потому, что они играют на наших страхах перед тем, что символизирует седина — на страхах, которые, как пишет Патриция Коэн (Patricia Cohen) в своей книге In Our Prime («В наши лучшие годы»), появились в годы подъема массового производства. По ее словам, продажи краски для волос резко возросли в 1930-е годы, когда в рядах стареющих работников началась паранойя в связи с необходимостью повышения эффективности работы — как того требовали методы научной организации труда.

Этот параноидальный психоз по-прежнему царит в наших головах. Седые волосы воспринимаются как первые признаки, сигнализирующие о приближающемся конце. Именно поэтому мы выдергиваем их, лишь только заметив — чтобы никому не показывать, что лучшие годы, расцвет нашей жизни уже позади. В таком случае можно было бы подумать, что появившееся на этой неделе известие об открытии гена IRF4, отвечающего за появление седых волос, будет воспринято с радостью. Однако как бы я не прислушивалась, никакого ликования на улицах я не слышу. Гордые заявления ученых, открывших всего лишь механизм «включения-выключения», определяющий, возьмет ли природа (читай, старение) свое и пойдет ли своим чередом, как оказалось, не оправдывают наших ожиданий. Но почему?

Конечно, мы стали с недоверием относиться к заявлениям всех этих генетиков. И мы не совсем уверены, что при наличии генетических методов решения этой простой проблемы она исчезнет. Как нечто наследственное, наша скрытая паранойя, наш страх стать никому не нужными и остаться не у дел заставляет нас задаваться разными тревожащими вопросами.

Например, если в седеете в тридцать с небольшим, не значит ли это, что с вашими биологическими часами что-то не в порядке? Или если ваш ген седины не работает, и у вас в шестьдесят цвет волос не меняется, не является ли это признаком хорошей генетики и даже долголетия?

Есть еще одно объяснение того, почему открытие гена IRF4 не вызывает особого ажиотажа: седина стремительно входит в моду как новый цвет блонд и становится самым актуальным трендом. Вслед за Тави Гевинсон, Рианной и Карой Делевинь все больше молодых женщин выбирают седину, становясь седыми намеренно. Этот похож на революцию в моде — это шикарный жест, нарочито неестественный и вызывающий. И как доказывает менеджер социальных сетей Мэри Пеффер, это модное направление может быть еще и просто красивым: на ее странице в Instagram выложены фото красавиц, которые выглядят необыкновенно загадочными, неземными и утонченными.

Растущая популярность седины вызывает реакцию среди женщин в возрасте, и они перестают «маскировать» свои седеющие волосы. Как известно, молодежь умеет убедить нас в чем угодно. Но что еще интереснее, увлечение молодых дам седыми прядками свидетельствует о том, что возрастным женщинам, чтобы оставить седину, требуется не их собственный выбор, а разрешение.

Раньше позволить себе быть седой означало махнуть на себя рукой, перестать следить за собой или — говоря напыщенным феминистским языком — не потакать патриархальным взглядам, превращающим женскую красоту в товар. Но мода на седину среди молодых лишила феминистские аргументы политической остроты. Этот тренд, объединивший увлечение сединой с модой и всякими остроумными ухищрениями, реабилитировал эстетику взросления и возрастных изменений. Скоро седина будет казаться попросту великолепной и роскошной — точно так же, как грязные овощи неправильной формы выглядят гораздо аппетитнее на фоне своих ярких и блестящих собратьев из супермаркета.

Другими словами, наш выбор — будь то в политике или в моде — меняет наше видение. По-моему, он позволяет создать мир с постоянно меняющимися идеями и смыслами, на фоне которого генетическая предопределенность выглядит блекло.

Марина Бенджамин (Marina Benjamin), The Financial Times, Великобритания