You are here

Ислам и эпоха Просвещения

В 1698 году выдающийся востоковед и богослов Людовико Мараччи опубликовал первый исторически точный перевод Корана на латынь, а вместе с ним и опровержение священной книги мусульман. Он надеялся, что это станет подспорьем в «борьбе с исламом».

Со времен Реформации 16 века религиозные конфликты улаживались не только мечом, но и не менее мощным оружием — филологией, источником точных переводов священных книг и прочих древних текстов. Филология обладала такой силой, что новые переводы и толкования Библии отчасти повлекли за собой раскол католической церкви. Мараччи надеялся, что его скрупулезная работа подскажет христианским священникам, что противопоставить священному слову пророка Мухаммеда.

Однако перевод Мараччи не возымел желаемого эффекта. Об этом рассказывает книга «Арабские письмена. Ислам и европейское просвещение» (The Republic of Arabic Letters: Islam and the European Enlightenment) Александра Бевилаккуа — превосходная работа об истоках современной исламской науки на Западе и ее центральной роли в Просвещении. Критики Библии и набирающие популярность ученые-исламисты от Парижа и Лейдена до Оксфорда использовали перевод Мараччи не для опровержения Корана, а для подробного его изучения и понимания. Его работа положила начало еще большему количеству переводов и исторических трудов, что в конечном итоге привело к созданию великих школ и исламских культурных центров в Европе 18 века.

Именно выдающаяся книга Бевилаккуа впервые пролила свет на эту историю. В 17 и 18 веках Монтескьё, Вольтер и Гиббон изучали и критиковали ислам наряду с христианством, что запустило новый виток изучения ислама в Европе. Идея о равноценности религий и возможности их сравнивать дала толчок развитию религиозной толерантности, которая зародилась в исследователях религии 17 века и обрела ясную форму в трудах Вольтера, Уильяма Пенна, а также Бенджамина Франклина. Последний, в частности, считал, что мусульманские богословы должны иметь возможность проповедовать свою религию гражданам Филадельфии.

В книге показано, что при всем новаторстве мысли и уважительном отношении к исламу великим философам не доставало мастерства ученых, чтобы положить начало полноценному изучению ислама в Европе. Вместо них этим занималась разношерстная кучка ученых, которая вступила в неравный бой за признание исламоведения отдельной научной дисциплиной. Сейчас очевидно, что это вряд ли могло привести к взаимопониманию между религиями. Исследования подобного рода всегда находились под угрозой гонений, и заниматься ими было не всегда безопасно, хотя Бевилаккуа и утверждает обратное.

Центральное место в истории, поведанной Бевилаккуа, занимают два товарища: Антуан Галлан, ученый-востоковед, антиквар, археолог и переводчик «Книги тысячи и одной ночи» и Бартелеми Д’Эрбело, придворный ученый. Они взялись за непростое дело: объяснить европейцам 17 века суть ислама. Галлан родился в 1646 году в простой семье, выучился свободно говорить на арабском, персидском и турецком языках, и в 1670-х годах по приказу министра Жан-Батиста Кольбера был прикомандирован к посольству Франции в Стамбуле с целью поиска редких восточных рукописей для королевской коллекции. Однако Кольбер намеревался не только создать обширное собрание трудов восточных ученых, но и раздобыть вооружение, в котором нуждалась французская корона в ходе жестокого конфликта с протестантами и постоянных стычек с папством касательно налогов и сфер влияния.

В Стамбуле Галлан посвятил все свое время и силы поиску литературы, которая могла бы не только оправдать религиозные конфликты Людовика XIV, но и утолить его собственную жажду к знаниям. Он невероятно любил свое дело и увлеченно рассказывал, что город наполнен книгами «в невероятном количестве, в том числе из Египта, Сирии, Аравии и Месопотамии, а также из Персии, где некогда наступала турецкая армия». Ему удалось собрать целую коллекцию шедевров, которые в дальнейшем стали частью собрания восточных манускриптов королевской библиотеки.

В 1670 году Д'Эрбело присоединился к коллективу придворных ученых, которых курировал Кольбер. В своем знаменитом труде «Ориентализм» Эдвард Саид утверждал, что работа Д'Эрбело в самых «нелицеприятных» выражениях «подтвердила» точку зрения, что ислам для Запада неполноценен. Однако научный подвиг Д'Эрбело был не так прямолинеен. Он работал над созданием энциклопедии, которая покрывала бы все темы, так или иначе связанные с исламом: от пророка Мухаммеда и самых известных правителей Персии до того, что он называл «универсальным словарем, содержащим все знания о народах Востока». «Там говорится о принцах: одни поражают великолепием и роскошью, — писал Галлан о книге, — другие же — неприкрытым тщеславием и низменной жадностью».

Д’Эрбело, свободно говоривший на арабском, персидском и турецком языках, включил в нее полные переводы стихов, сказок и мифов. Он описал все исторические хроники, науки, искусства, литературные традиции, мифологии, магические ритуалы и поэтические направления, характерные для стран Востока, а также рассказы великих военачальников. Основываясь в своей работе на таких произведениях как «Антология исламской литературы» литературоведа Ибн Хатиба аль-Касима, а также трудах османского ученого 17 века Катиба Челеби, Д'Эрбело попытался сделать ислам доступным для понимания европейцев. Вместо того, чтобы критиковать ислам, как это делал Мараччи, Д'Эрбело балансировал на тонкой грани между прихотями его деспотичных покровителей и желанием создать самую серьезную европейскую энциклопедию, посвященную исламскому миру.

Д'Эрбело умер в 1695 году, а Галлан продолжил работу над «Библитотекой Востока». Он опубликовал книгу в 1697 году с посвящением Людовику XIV, в котором говорится, что книга прославит короля и продемонстрирует, что Франция может превзойти «самые могущественные нации Азии». Ученые восхищались книгой, содержание которой было совершенно уникально и которой удалось поведать Европе о доселе неизвестном исламском мире.

Д'Эрбело излагал свои знания о нем уважительно и систематично, чего нельзя сказать о философах эпохи Просвещения. Выступая за смешанную форму правления, сравнительный подход к изучению культуры и политические свободы, Монтескьё ошибочно полагал, что книга восхваляет «восточный деспотизм», а потому отнесся к ней с презрением. Игнорируя большую часть фактов из книги, к примеру, строгое соблюдение Сулейманом конституционных законов, Монтескьё характеризовал исламских правителей как жестоких деспотов, слепо и рабски подчиняющихся религии.

Вполне вероятно, что Монтескьё считал восхваление восточных правителей способом защитить или оправдать деспотичный режим Людовика XIV. Бевилаккуа лишь вскользь упоминает стоящие за работой Д'Эрбело и Галлана мотивы. Между тем оба ученых понимали, что способствуют государственным репрессиям: оба получили приказ найти религиозные оправдания для массовых преследований и насильственной высылки французских протестантов при Людовике XIV. Они знали и то, что Кольбер разрушил карьеру ученых, которых считали недостаточно преданными королю. Поэтому они озаботились тем, чтобы «Библиотека Востока» отвечала текущему политическому курсу и всячески прославляла Людовика. Возможно, это стало причиной, по которой Д'Эрбело так увлеченно романтизировал дела великих правителей и поэтов.

Ученые приняли сознательное решение не противоречить религиозной нетерпимости режима. В отличие от Галлана и Д'Эрбело многие другие прекратили свою деятельность или бежали в более свободную Голландию, но сотрудничать с государством не стали. В 1685 году Людовик отозвал Нантский эдикт, который позволял протестантам мирно жить во Франции. Он потребовал, чтобы в соответствии с принципом «Один король —- одна вера» протестанты отреклись от своих взглядов или покинули Францию. Чтобы заставить протестантов сделать выбор, Людовик расквартировал в протестантских домах недисциплинированные войска, позволив им насиловать, грабить, пытать, а в некоторых случаях даже убивать. Обширная религиозная чистка дала нужные результаты. Из Франции бежали более 200 000 протестантов, а по некоторым оценкам и куда больше.

Д'Эрбело и Галлан, конечно же, знали о зверствах, которые фактически оправдывали в своих работах. Галлан жил в доме интенданта Николя-Жозефа Фуко, одного из жесточайших исполнителей приказа Людовика, который днем неистовствовал против протестантов, а ночью был покровителем образования, изучения Востока и археологии. По просьбе Кольбера Фуко разграбил архивы монастырей и запугал их хранителей. Вместе с тем он восстановил великую Академию наук, искусств и письма в Кане и приобрел одну из крупных книжных коллекций того времени, в том числе многие восточные труды, найденные Галланом. Д'Эрбело и Галлан восхищались «беспристрастной» и «антисектантской» наукой, и в то же время были причастны к волне насилия 1680-х годов и служили интересам ее организаторов.

Бевилаккуа в красках описывает, как Вольтер позже защитит работу Д’Эрбело от нападок Монтескьё. Даже английский историк Эдуард Гиббон, известный своим презрением к исламу, признал научную ценность «Библиотеки Востока». Основные работы сторонников сравнительного изучения религий и, в частности, чрезвычайно успешный набор гравюр «Религиозные церемонии и обычаи народов мира» (1723-1743) Бернара Пикара и Жана-Фредерика Бернара, с гордостью ссылаются на труды Д’Эрбело. Таким образом, к концу 18 века изучение Востока уже стало крупной сферой научного интереса. Неаполитанский университет «Л’Ориентале», первое в Европе учебное заведение, где преподавали восточные языки, знаменитое старинной библиотекой в 60 000 томов, по-прежнему занимает те же здания, что и почти триста лет назад.

Несмотря на активную студенческую жизнь, университет кажется достаточно безразличным и отстраненным по отношению к грандиозным конфликтам, которые были вызваны взаимным невежеством Запада и Востока. Вплоть до настоящего времени работа Бевилаккуа является единственной в своем роде, поскольку ни один ученый, бравшийся рассказать историю изучения исламской культуры в Европе, не обладал его лингвистическими и культурологическими познаниями. Бевилаккуа был абсолютно уникален, как и культура, которую он описывал. Несмотря на отважные усилия великих ученых-исламистов 17 и 18 веков, большая часть их трудов не увенчалась успехом. Это лишь доказывает, что борьба за дело просвещения никогда не перестает быть актуальной, особенно во времена нетерпимости и деспотизма.

 Джейкоб Солл (Jacob Soll), The New Republic