Шестидневная война 1967-2017

Ко дню своего двадцатилетия Баас находилась у власти в Сирии уже четыре года - со времени военного переворота, которому было дано поэтическое название "революция 8 марта". Стержнем ее идеологии был панарабизм или, в урезанном виде, модернизационный арабский этатизм, к которому все остальное прилагалось постольку-поскольку. Так, баасисты нередко вступали в союз с коммунистами, но в других обстоятельствах объявляли их вне закона и подвергали свирепым репрессиям. Точно так же в одних условиях баасисты шли на серьезное обострение конфликта с консервативным исламом, в других – изъявляли лояльность ему.

В идеале арабское единство мыслилось баасистами как объединение всех арабских народов в одном государстве или в небольшом числе государств, каждое из которых будет иметь своей территорией крупный естественный регион с выраженными чертами общего исторического прошлого (об одном из таких вариантов речь пойдет ниже в связи с доктриной Антуана Саады) и не будет разделено искусственными границами, прочерченными колониальными державами Запада. Искомое единство мыслилось как основанное на признаках культурной и, прежде всего, языковой принадлежности к арабскому миру, которая, полагали идеологи Баас, должна нивелировать религиозные и племенные различия между арабами. 

Создателями партии были Мишель Афляк, Салах-ад-Дин Битар и представители движения Заки Арсузи, первым использовавшего название "Баас" еще в годы Второй мировой войны; позже к партии присоединился и сам Арсузи. Арабскую социалистическую партию, с которой Баас объединилась в 1954 году, возглавлял Акрам Хаурани. Таким образом, именно этих четверых можно считать отцами-основателями ПАСВ, хотя споры по поводу распределения ролей в партийном иконостасе до сих пор не утихли в среде баасистов. Уже и собственная религиозная принадлежность отцов-основателей содержала в себе заявление о предлагаемом Баас характере арабского единства: Афляк был христианином, Арсузи – алавитом, Битар и Хаурани – мусульмане-сунниты.

Афляк, Битар и Арсузи учились в парижской Сорбоне. До середины тридцатых годов первые двое декларировали приверженность коммунизму, тогда как Арсузи находился под сильным влиянием французской философии (Анри Бергсон, Эмиль Брейер, Жорж Дюма) и немецкого философа Фихте. Хаурани учился в иезуитском колледже Бейрута, потом на факультете права в Дамаске, и там же он начал свою политическую деятельность в рядах Сирийской социал-националистической партии Антуана Саады. С 1936 года Афляк, Битар и Хаурани все больше склонялись к идеям фашизма. В годы Второй мировой войны их симпатии были на стороне Германии; все трое воссторженно поддержали пронацистское восстание, которое поднял в Ираке весной 1941 года Рашид Гайлани, причем Хаурани был в числе непосредственных участников этого мятежа. Арсузи, единственный из четверых, считал замысел Гайлани безнадежным и выступал против однозначной увязки арабских надежд с расчетами на победу гитлеровской Германии; в 1941-1943 гг. это привело к резкому снижению его популярности, но после Сталинграда и Эль-Аламейна у Арсузи вновь появились союзники.

В 1947 году, с принятием решения ООН о разделе подмандатной Палестины, Хаурани, самый бойкий в четверке отцов-основателей, отбравился добровольцем на фронт (кажется, он воевал в рядах Арабской освободительной армии, созданной полковником вермахта Фаузи Каукджи и осуществившей вторжение в Галилею еще до истечения срока британского мандата, чтобы не допустить создания Государства Израиль). Афляк и Битар активно занимались в то время пропагандой идей и принципов образованной ими партии, в рамках которых, конечно, не было места созданию на Ближнем Востоке еврейского государства. Унизительное поражение арабских армий в Войне за независимость Израиля стало шоком для основателей Баас, и все они находили утешение в мысли о скором реванше.

Идеи баасистов имели общественную поддержку не только в Сирии и Ливане, считавшемся тогда частью сирийского политического поля. Самостоятельная региональная ветвь партии Баас с 1952 года существовала в Ираке, и в 1963 году иракские баасисты на месяц опередили своих сирийских товарищей с захватом власти в стране, но им не удалось избежать раскола, за которым последовал период острого кризиса, завершившийся отстранением иракской Баас от власти - всего через девять месяцев после того, как она добилась доминантного положения в Ираке. Восстановить свое положение иракские баасисты сумеют лишь в 1968 году, когда в результате военного переворота в Багдаде утвердится у власти национальное руководство, которое вскоре возглавит Саддам Хусейн. Иначе сложилась ситуация в Сирии, где баасисты правили с 1963 года, и поэтому двадцатилетие партии отмечалось там с большим размахом, как важный государственный праздник.

Революция 8 марта не стала финальной точкой в череде военных переворотов, определявших правителей Сирии, однако после нее перевороты производились уже в среде самих баасистов. Так, 23 февраля 1966 года начальник сирийского Генштаба Салах Джадид и командующий ВВС Хафез Асад осуществили переворот, в результате которого Мишель Афляк и Салах-ад-Дин Битар были отправлены в изгнание, Хафез Асад возглавил министерство обороны, а президентом стал близкий к Джадиду Нуреддин Атасси. Сам Джадид выбрал себе скромный пост заместителя генерального секретаря партии Баас, однако в действительности именно он являлся истинным правителем Сирии до ноябрьского переворота 1970 года, в результате которого Сирию надолго возглавил Хафез Асад. Ко времени февральского переворота 1966 года Акрам Хаурани уже вышел из Баас и жил в эмиграции в Ливане, а Заки Арсузи оказался востребован в качестве главного идеолога новых дамасских правителей.

Изгнание Афляка и Битара привело к разрыву между сирийской и иракской ветвями партии Баас, следствием которого стал со временем долгий конфликт между Дамаском и Багдадом. Сирия, единственная из арабских стран, поддерживала Иран, когда тот воевал с Ираком, и ее пресса годами честила на все лады "сионистско-фашистский режим Саддама Хусейна". Как мы можем видеть сегодня, в этом разрыве присутствовала и конфессиональная составляющая: иракская Баас была преимущественно суннитской (утверждают, что даже Афляк обратился в суннитский ислам, оказавшись в Багдаде), тогда как в сирийской Баас все ключевые позиции отошли к алавитам. Последние же, если и могут быть отнесены к мусульманам, то лишь в качестве крайней ветви шиизма. Возможно, однако, что религиозная подоплека разрыва плохо осознавалась самими участниками событий, в сознании которых превалировали иные идеи.

Под влиянием этого раскола баасисты в странах арабского мира разделились на сторонников Сирии и Ирака. То же самое произошло в палестинском движении: основной просирийской фракцией в ООП стала созданная в 1966 году "Ас-Саика" ("Шторм"), тогда как проиракские группы объединились в "Арабский фронт освобождения" три года спустя.

* * *
Как уже отмечалось, традиция смены власти посредством военных переворотов сложилась в Сирии задолго до революции 8 марта. Шукри Куатли, первый президент независимой Сирии, расплатился вынужденной отставкой за поражение сирийских войск, попытавшихся, вместе с другими арабскими армиями, уничтожить еврейское государство в зародыше. Это случилось в 1949 году, и Куатли, в отличие от многих последующих сирийских правителей, не был убит своими преемниками. После недолгого пребывания под стражей он оказался в Египте, под опекой короля Фарука. "Свободные офицеры", свергнувшие египетскую монархию в июле 1952 года, также оказались благосколонны к нему, и Куатли проникся их идеологией. В 1955 году он вернулся в Сирию, где после очередного переворота возобладало влияние баасистов и коммунистов. Куатли снова принял участие в выборах и вернул себе пост президента.

Панарабская и отчетливо просоветская ориентация нового сирийского режима не нравилась Вашингтону, и ЦРУ дважды, в 1956 и в 1957 году, пыталось отстранить Куатли от власти.  Через год после второй безуспешной попытки инспирированного американцами переворота Куатли привел свою страну, совместно с египетским президентом Гамалем Абделем Насером, к созданию Объединенной Арабской Республики (ОАР), в рамках которой Египет и Сирия произвели частичное объединение своих государственных структур.

Создание ОАР, замышлявшееся как первый шаг к политическому объединению всех арабских народов, стало звездным часом панарабизма и лично Насера, оказавшегося самым деятельным и харизматичным вождем этого идейного направления. Звездный час был недолгим: уже в 1961 году, через три года после создания ОАР, слишком активное вмешательство Насера в управление сирийской частью Объединенной Арабской Республики вызвало недовольство сирийцев, и новые хозяева Сирии, пришедшие к власти в результате военного переворота (как же иначе?), заявили о выходе из ОАР.

Попытки реанимации этого претенциозного политического проекта предпринимались в 1963 году, в связи с победой баасистов в Сирии и Ираке. На проводившихся тогда переговорах живо обсуждалась перспектива возрождения ОАР как союза Египта с указанными странами, с возможным включением в него Алжира и Йемена, но этим планам не было суждено сбыться: последовавшие политические кризисы в Ираке и Сирии привели к прекращению переговоров. Формально ОАР, теперь уже как унитарное египетское государство, просуществовала до 1971 года, когда Египет взял себе свое современное название.

Один из вариантов ивритского названия Объединенной Арабской Республики складывается в аббревиатуру РААМ, и с этим фактом для арабской пропаганды было связано замечательное удобство: само по себе слово рáам означает в иврите "гром", и поэтому название вещавшей из Каира радиостанции звучало исключительно грозно: "Коль ха-раам" – "Громовой голос". Это могло бы иметь известный психологический эффект во время Шестидневной войны, если бы не стремительное развитие событий на поле боя и не безграмотность дикторов ивритской редакции "Коль ха-раам", приводившая к комическим результатам.

Поистине легендарным стал следующий пример присущего им словоупотребления. Каирским радиожурналистам казалось, что ивритское слово хазит (фронт), имеющее во множественном числе форму хазитóт, должно звучать в соответствующей позиции как хазийóт, что на самом деле является формой множественного числа слова хазия (лифчик). В результате "Громовой голос" постоянно пугал своих слушателей сообщениями о том, что "сионистские захватчики терпят сокрушительное поражение во всех лифчиках". Испытавшие влияние этнокультурной сексологии исследователи могли бы в связи с этим сказать, что к берегам Суэцкого канала, Иордана и на вершину Хермона еврейских мужчин привело нежелание мириться с подобным положением вещей.

Единственным визуальным напоминанием об ОАР сегодня являются две зеленых звезды на сирийском флаге, бывшем некогда флагом Объединенной Арабской Республики. Две звезды, Сирия и Египет.

Шукри Куатли прожил долгую жизнь. Его политическая карьера началась в ранние двадцатые годы прошлого века, в 1925 году он установил доверительные отношения с иерусалимским муфтием Хадж-Амином Хусейни, и в 1936 году, когда муфтий возглавил арабское восстание в подмандатной Палестине, Куатли организовал снабжение лояльных ему отрядов оружием и боеприпасами. Оба уже тогда связывали свои надежды с нацистской Германией. В 1939 году Куатли вступил в переговоры с ее представителями, рассчитывая договориться с Гитлером о совместных действиях против англичан, французов и еврейского населения Эрец-Исраэль, однако узнавшая об этом французская контрразведка арестовала и выслала его в Саудовскую Аравию. Там он оказался под личным покровительством короля Ибн-Сауда, позволившим ему благополучно вернуться в Сирию летом 1941 года.

Куатли не повезло: Сирия, находившаяся под властью вишистского режима с июня 1940 года, как раз тогда перешла под контроль британских войск и правительства "Свободной Франции". Вернувшемуся в Дамаск изгнаннику пришлось дать обязательство об отказе от политической деятельности, но это препятствие оказалось недолговечным, и в 1943 году, еще до окончания войны в Европе, Куатли был избран президентом независимой Сирии.

Однако до вывода французских войск (1946) независимость Сирии оставалась условной, и президенту пришлось сразу же объявить войну нацистской Германии, вопреки его истинным устремлениям. В 1948 году душевную отраду Куатли сулила война на уничтожение только что провозглашенного еврейского государства, но и она завершилась не так, как ему хотелось. За поражением в войне последовали переворот, второе изгнание, новый, триуфм, козни ЦРУ, создание ОАР, разрыв с Насером – долгая, богатая событиями жизнь. Умер Куатли 30 июня 1967 года, став напоследок свидетелем разгрома арабских армий в Шестидневной войне.

* * *
Хуже сложилась судьба его преемника. Хусни Заим был выходцем из состоятельной курдской семьи, служил офицером в османской и, позже, французской армии. В годы Второй мировой войны проявил себя убежденным сторонником Гитлера и вишистского режима, с победой англичан и "Свободной Франции" в Сирии был арестован и оставался за решеткой до вывода французских войск из этой страны. Его последующая карьера была быстрой: в 1947 году он возглавил полицию Сирии и еще год спустя занял пост начальника Генерального штаба, освободившийся в связи с поражением сирийских войск на севере Израиля.

30 марта 1949 года Заим возглавил военный переворот, арестовал своего предшественника,  распустил парламент, объявил вне закона все сирийские партии. В ивритских источниках указывается, что мартовский переворот 1949 года был инспирирован ЦРУ; в английской википедии сведения о прямом участии ЦРУ в этих событиях названы "противоречивыми", но признается факт оказания Заиму "какой-то американской помощи в планировании операции".

Хусни Заим стал правителем Сирии в период переговоров о прекращении огня, начавшихся по завершении Войны за независимость Израиля, и ему было важно доказать националистам свою неколебимую твердость. Это стало одной из причин того, что переговоры Израиля с Сирией были особенно трудными и завершились только 20 июля 1949 года, намного позже переговоров с Египтом (24 февраля), Ливаном (23 марта) и Иорданией (3 апреля). Другой немаловажной причиной исключительных трудностей в ходе переговоров с Сирией было то, что она и Ливан, единственные из участников арабской коалиции, удерживали в конце войны часть территории, предназначавшейся по решению ООН еврейскому государству. Но если с Ливаном был возможен размен – под контролем ливанской армии оставалась Рош ха-Никра, тогда как ЦАХАЛ удерживал полтора десятка ливанских деревень южнее реки Литани – то равнозначных козырей для размена с Сирией у Израиля не было.

Практическое значение этого факта оказалось столь велико, что через полтора месяца после начала переговоров с сирийцами израильским командованием был разработан и доведен до сведения частей план операции "Орен" ("Сосна"), с началом которой 21 мая трем бригадам - "Голани", "Александрони" и 7-й моторизованной - предписывалось прорвать, при поддержке 82-го танкового батальона и артиллериии, оборону противника южнее Киннерета, выйти к Кунейтре и уже оттуда ударить в тыл сирийской группировке, удерживавшей плацдарм на израильском берегу Иордана севернее Киннерета, вокруг разрушенного в войну поселения Мишмар ха-Ярден. Одновременно с этим израильской авиации предписывалось произвести бомбардировку Кунейтры и Дамаска. Ставшая реальной угроза возобновления военных действий убедила сирийцев смягчить позицию за столом переговоров, и операция "Орен" была отменена в последний момент.

В конце концов стороны договорились о том, что сирийская армия покинет всю территорию, остававшуюся под ее контролем к западу от международной границы Сирии с подмандатной Палестиной, после чего оставленные ею районы останутся демилитаризованными. Прийти к четкому соглашению о том, что именно подразумевает указанный статус, стороны не смогли: Израиль считал демилитаризованные районы своей суверенной территорией, на которой ему дозволена любая гражданская деятельность, тогда как сирийцы считали демилитаризованные районы ничейной зоной (terra nullius). Данное обстоятельство стало в 1949-1967 гг. поводом для бесчисленных инцидентов: Израиль пытался обрабатывать всю демилитаризованную территорию у сирийской границы вплоть до последнего сантиметра, сирийцы обстреливали с Голан приграничные израильские поселения и выходившую в поля сельскохозяйственную технику. Воспрепятствовать фактическому контролю сирийцев над удаленным районом Хамат-Гадер Израиль так и не смог вплоть до Шестидневной войны, а десятиметровая кромка северо-восточного побережья Киннерета контролировалась Израилем далеко не всегда и не полностью: осуществлять патрулирование на этом участке солдатам ЦАХАЛа приходилось под наведенными на них стволами сирийцев.

Хусни Заим не был самым непримиримым арабским политиком по отношению к Израилю. В недолгий период своего правления он сделал израильскому кабинету предложение расселить на северо-востоке Сирии 300 тысяч палестинских беженцев и заключить договор о мире с Израилем - в обмен на израильский отказ от суверенитета над восточной половиной озера Киннерет и содействие в получении финансовой помощи на обустройство беженцев. Заим изъявил готовность встретиться с Давидом Бен-Гурионом для обсуждения этого предложения, но премьер-министр Израиля не захотел расплачиваться за мир территорией и ограниченными водными ресурсами еврейского государства. 

Отметим, что предложение сирийского правителя не было в то время единственным: король Абдалла был готов заявить о признании Израиля в обмен на предоставление Иордании экстерриториального коридора к Средиземному морю, а король Фарук предлагал Израилю мир в обмен на весь Негев, т.е. на уступку Египту 62 процентов израильской территории в границах 1949-1967 гг. Впрочем, все трое – Заим, Абдалла и Фарук – вскоре лишились власти, причем первые двое вместе с властью лишились жизни.

Это позволяет утверждать, что даже если бы Бен-Гурион вступил в переговоры с сирийским правителем, их диалог не имел бы практической перспективы. Уже и то, что Хусни Заим был вынужден заключить с Израилем соглашение о прекращении огня (сущая безделица в сравнении с дипломатическим признанием и заключением мирного договора), восстановило против него многих из тех, кто привел его к власти. Повод для дополнительного недовольства собой Заим дал, выступив за равноправие женщин, однако последней каплей, решившей его судьбу, стала гибель Антуана Саады, виднейшего идеолога "Великой Сирии".

В 1932 году Саада, ливанский араб-христианин, проживший десять лет в США и Бразилии, создал Сирийскую социал-националистическую партию, выдвинувшую лозунг воссоединения исторической Сирии. Таковая мыслилась им как собственно Сирия, Южная Турция, Ливан, Ирак, Иордания, Палестина с Синаем и Кипр. Помимо единого государства в этих границах, Саада видел в арабском мире возможность существования трех политических наций: Египта (вместе с Суданом), Марокко (под этим подразумевалась вся Северная Африка к западу от Египта) и единого государства на Аравийском полуострове.

Партийный флаг ССНП представлял собой черное полотнище с расположенной в центре на белом круге красной стилизованной свастикой. Данное обстоятельство было лишь одной из причин того, что французские власти с 1936 года подозревали Антуана Сааду в тайных связях с нацистской Германией и фашистской Италией, и с началом Второй мировой войны лидеру ССНП пришлось эмигрировать в Аргентину. Вернувшись в 1947 году в уже независимый Ливан, он развернул пропаганду активного участия арабов в войне, призванной не допустить создания еврейского государства. В июле 1949 года ССНП попыталась осуществить в Ливане государственный переворот, мятеж был подавлен, Антуан Саада бежал в Сирию в надежде на покровительство Хусни Заима, но тот выдал его ливанским властям, и Саада был тут же казнен. В ответ на это сирийские сторонники ССНП устроили переворот и казнили самого Заима вместе с его премьер-министром Мухсином Барази. 

В таком ключе – с частыми переворотами, казнями, убийствами государственных деятелей – сирийская политическая жизнь развивалась до захвата власти партией Баас в 1963 году, и в шестнадцати случаях результатом переворотов становилась победа лиц, которым удавалось продержаться у власти менее года. Революция 8 марта не оставила в прошлом этот модус смены сирийских правителей, но она ограничила поле актуальной борьбы за власть средой самих баасистов, что по сирийским меркам явилось фактором стабилизации.

Часть II. Фартук Насера

В связи с майским кризисом 1967 года чаще всего говорится о действиях Насера, сделавших столкновение Израиля с арабскими армиями неизбежным: Насер вернул на Синай египетские войска, выгнал оттуда Чрезвычайные вооруженные силы ООН и перекрыл для израильского судоходства Тиранский пролив, грубо нарушив тем самым договоренности, достигнутые по итогам Синайской кампании (1956). Эти действия египетского президента, вызвавшие всплекс агрессивной риторики повсюду в арабском мире и сопровождавшиеся активными военными приготовлениями сразу в нескольких граничащих с Израилем странах, поставили еврейское государство в невыносимые для него условия блокады, и израильское правительство было вынуждено использовать силу – не ранее, чем им были предприняты исключительные усилия для того, чтобы урегулировать ближневосточный кризис мирными средствами. 

Однако действия Насера, непосредственно предшествовавшие Шестидневной войне, не были результатом его давнего, обдуманного решения. Эти опасные шаги – а Насер осознавал их опасность, даже если роль, избранная им для себя, требовала от него натужной бравады – были предприняты им под воздействием вынуждающих обстоятельств, в основе которых лежало неприятие существования Израиля арабскими массами. Этим фундаментальным фактом создавалось положение вещей, при котором любому арабскому лидеру очень трудно давалась политика компромисса с Израилем, тогда как жесткий, враждебный тип поведения в отношении еврейского государства был неизменно востребован. 

В условиях характерного для арабских государств авторитарного правления "солидарность с Палестиной" была единственным независимым дискурсом, который правительства не могли запретить или полностью контролировать. Арабские государства явились заложниками этого обстоятельства уже в 1948 году, когда им пришлось отправить в Эрец-Исраэль свои армии, поставив перед ними задачу не допустить создания еврейского государства. Но если в 1948 году это казалось легкой задачей, то в последующий период и, особенно, после убедительной победы Израиля в Синайской кампании большинством арабских режимов достаточно ясно осознавалась опасность, связанная с бесшабашным желанием "улицы" уничтожить Израиль. После 1956 года в риторике на тему реванша особенно усердствовали правители тех арабских государств, которые не имели общей границы с Израилем и потому могли полагать, что разогрев реваншистского дискурса им не опасен. Особенно выделялся этим Ирак, ближайшая к Израилю точка на территории которого удалена от израильской границы на 370 км. 

Сирия была исключением из этого правила. Несмотря на наличие у нее общей границы с Израилем, она с некоторых пор вела себя так, будто перспектива нового столкновения с ним ее не страшит – если воевать с Израилем ей придется вместе с Египтом и другими арабскими странами. В конкретных условиях, предшествовавших Шестидневной войне, именно Сирия наделила неумолимой силой перманентный фактор арабского антагонизма в отношении еврейского государства. Но прежде чем раскрыть механизм сирийского воздействия на Каир, следует сказать несколько слов о положении Израиля и Египта в 1956-1967 гг. 

Синайская кампания принесла еврейскому государству огромные достижения. Быстро разбив египетскую армию на Синае и заняв почти всю территорию этого полуострова, Израиль вернул завоеванное Египту в обмен на восстановление свободы судоходства и воздушного сообщения в районе Тиранского пролива, причем США объявили себя гарантом израильских прав в этом проливе и признали, что их нарушение в дальнейшем будет рассматриваться ими как законный повод к началу войны (casus belli). На Синайском полуострове и в секторе Газы были размещены Чрезвычайные вооруженные силы ООН, отделившие передовые позиции египетской армии и базы палестинских боевиков от израильской границы. По результатам кампании 1956 года территория Синая была демилитаризована де-факто, а израильская армия приобрела опыт современной войны, заметно повысивший ее уверенность в собственных силах. Благодаря французским военным поставкам и захваченным у Египта трофеям намного улучшилась техническая оснащенность ЦАХАЛа. Наконец, результатом общего сближения с Парижем в предвоенный период явилось заключение соглашения, позволившего Израилю построить в 1958-1964 гг. атомный реактор в Димоне. 

За десятилетие 1957-1967 гг. от рук палестинских террористов, проникавших в Израиль из соседних арабских стран, погибло 189 человек, тогда как в течение предшествующих семи лет, с окончания Войны за независимость до Синайской кампании, палестинскими боевиками было убито 486 израильтян. Иначе говоря, среднегодовое число израильских потерь убитыми сократилось с почти семидесяти человек в 1949-1956 гг. до девятнадцати человек в 1957-1967 гг. Отмеченное сокращение было обусловлено тем, что Египет, первым использовавший против Израиля фактор палестинского террора и бывший главным покровителем фидаюнов до Синайской кампании, выбыл из этой игры после нее. 

На фоне заметного улучшения ситуации с обеспечением личной безопасности израильских граждан уровень экономического роста в Израиле составлял до 1965 года включительно около 10 процентов в год, и по этому показателю Израиль уступал только Японии. Репатриация, резко сократившаяся в 1952 году из-за переживаемых Израилем трудностей и остававшаяся на достаточно скромном уровне в течение четырех лет, снова стала значительным фактором укрепления еврейского государства: в 1957 году в Израиль прибыло 72,6 тысяч репатриантов, в 1962 году - 61,5 тысяч, в 1963 году - 64,5 тысяч. Население страны, составлявшее ко времени Синайской кампании 1,872 млн человек, быстро увеличивалось и достигло в 1967 году 2,776 млн человек, причем еврейское население Израиля выросло в тот же период с 1,667 млн до 2,384 млн человек. Отметим также, что по числу лиц с высшим образованием в пропорции к численности населения Израиль находился тогда на пятом месте в мире. 

Учитывая, что до 1965 года ФРГ выплачивала Израилю репарации за использование рабского труда евреев и лишение их собственности в период Холокоста, было бы ошибкой объяснять все социальные, экономические и культурные успехи Израиля в рассматриваемый период победой в Синайской кампании. Тем не менее, положительное влияние этой победы было огромным. Особенно спокойными и успешными для Израиля были первые семь лет после Синайской кампании, однако бурный экономический рост продолжался еще два года – вплоть до резкого спада, зафиксированного в 1966 году и пришедшегося уже на период заметного обострения отношений Израиля с соседними арабскими странами.

Важно и то, что в результате победы ЦАХАЛа в Синайской кампании заметно изменилось отношение к Израилю со стороны важнейших стран Запада. До середины пятидесятых годов Великобритания всерьез рассматривала возможность вступления в военное противоборство с Израилем на стороне арабских государств (оперативные планы "Catapult", "Encounter" и "Courage"), а США рассчитывали обеспечить себе лояльность арабских режимов через прямое понуждение Израиля к отказу от трети Негева, включая Эйлат, при параллельном расселении на остающейся израильской территории 75 тысяч палестинских беженцев (планы "Альфа" и "Гамма"). После Синайской кампании Белый дом не возвращался к этим предложениям, а Великобритания, насколько известно, больше не строила планов войны с Израилем. Что же до СССР, то его политика в отношении Израиля осталась неизменной: сделав уже в 1954 году выбор в пользу стратегического сближения с арабскими странами, он поддерживал все их требования о "восстановлении законных арабских прав в Палестине", за исключением прямых призывов к уничтожению еврейского государства.

Но, парадоксальным образом, война 1956 года пошла на пользу также и Насеру. Поражение Египта в этой войне удавалось представить арабским массам как "необидное", поскольку победа ЦАХАЛа над египетской армией микшировалась фактом военного сотрудничества Израиля с Великобританией и Францией. Вооруженные силы этих стран начали собственную операцию в зоне Суэцкого канала уже после того, как египетская армия была разгромлена ЦАХАЛом на Синае и израильские войска завершили свое наступление в 16 км от канала, у заранее согласованной с французами и англичанами линии, но сущность случившегося египетская пропаганда скрывала, и арабские массы охотно верили в то, что им нравилось. 

Равным образом быстрая политическая капитуляция Лондона и Парижа перед совместным давлением США и СССР преподносилась египетской пропагандой как личный триумф Насера. Конкретные детали ускользали от восприятия, и в центре внимания было лишь то, что две сильнейшие европейские державы, еще сорок лет назад делившие между собой Ближний Восток, не смогли помешать президенту Египта национализировать Суэцкий канал. Насер повсеместно превозносился арабами, его личная популярность была огромна. Многим в арабском мире казалось, что если второй раунд борьбы с Израилем, воевавшим теперь в союзе с Великобританией и Францией (1956), оказался для арабов более успешным, чем первый (1948-1949), то третий раунд станет для еврейского государства последним. 

Сам Насер собственной пропаганде не верил. Он хорошо понимал, что именно произошло на Синае, и отнюдь не желал ускорить новое столкновение с Израилем. "Палестинский вопрос" был отложен им в долгий ящик, и он не оставил в этом сомнений, ликвидировав в 1959 году Всепалестинское правительство в Газе, созданное за одиннадцать лет до того по решению ЛАГ. Своей главной задачей Насер считал укрепление египетского лидерства в арабском мире через консолидацию "прогрессивных" режимов и борьбу с "реакционными", монархическими режимами. Крупнейшим достижением Насера на почве консолидации явилось создание ОАР, а провозглашенная им борьба с "реакционерами" ознаменовалась свержением монархии в Ираке, попыткой свергнуть хашимитскую династию в Иордании и попыткой переворота в Ливане. Совокупность этих событий, пришедшихся на 1958 год, определяется некоторыми исследователями как начало "арабской холодной войны". 

Но проблема Насера состояла в том, что он, не планируя и не желая нового столкновения с Израилем в обозримом будущем, был заложником тех ожиданий, которые возлагались на него арабами. К тому же он умел вызвать ревность "прогрессивных" арабских режимов, ставшую особенно острой после безуспешных попыток восстановления ОАР (1963), и страх арабских монархов, не без оснований считавших себя его жертвами. И те, и другие стали со временем заявлять, что Насер, вчерашний кумир арабов, "уступил египетский суверенитет" на Синае наблюдателям ООН и "прячется за их фартуком". 

* * *
До этих обвинений было еще далеко, когда Египет и Советский Союз заключили в декабре 1958 года соглашение об участии СССР в строительстве Асуанского гидроузла. Работы по возведению Большой Асуанской плотины начались в январе 1960 года, а еще полгода спустя стороны подписали второе соглашение, по которыму сумма советского кредита Египту была увеличена втрое. Именно в этот момент Насер достиг звездного пика своей карьеры: ОАР еще не распалась, дружба с Москвой позволила Египту приступить к реализации "крупнейшего инженерного проекта со времен фараонов", до злосчастной интервенции в Йемене оставалось почти три года. 

В том же 1960 году случилось событие, которым были в равной мере продемонстрированы сила Насера и его уязвимость для злонамеренных манипуляций. 1 февраля Израиль ответил на провокации Сирии в пограничном районе операцией "Харгóль" ("Кузнечик"), в ходе которой пехотная бригада "Голани", действовавшая при поддержке танков и артиллерии, захватила и разрушила сирийские позиции у деревни Тауфик, постоянно использовавшиеся для обстрела киббуца Тель-Кацир. По следам этого локального инцидента сирийцы ошибочно ожидали более крупной израильской операции на Голанах, и 15 февраля к такому же выводу пришел Насер, получивший от советской разведки недостоверную информацию о сосредоточении израильских сил в Галилее. Египетский президент поспешно отправил на Синай свои 4-ю танковую и 2-й пехотную дивизии; их переброска была замечена Израилем со значительным опозданием, и результатом этого стала ситуация, при которой свыше 400 египетских танков находились в нескольких десятках километров от израильской границы, по другую сторону которой у ЦАХАЛа было меньше 30 танков.

Израильскому командованию стало ясно, что в случае немедленного египетского удара судьба страны будет полностью зависеть от авиации; мобилизация резервистов и развертывание кадровых частей производились Израилем в крайне нервных условиях (инцидент "Рóтем", или "Ракитник"), параллельно с активными дипломатическими усилиями правительства, целью которых было снижение напряженности на Ближнем Востоке. Войны в тот момент никто не хотел, и в конце концов цепь ошибок, едва не вызвавшая большой региональный пожар, была осознана участниками кризиса. К 1 марта почти все введенные на Синай египетские войска покинули территорию полуострова.

Насер продемонстрировал действенную солидарность с Сирией, входившей в состав ОАР, и заодно убедился в том, что он может ввести войска на Синай и безнаказанно держать их там довольно продолжительное время. С другой стороны, февральский инцидент показал, с какой легкостью египетский президент может быть поставлен перед необходимостью совершения опасных действий, которые не планировались им заранее и могли привести к результату, которого он не хотел. 

Доказательством того, что желанное Насеру поле деятельности находилось тогда совсем в другом месте, стала египетская интервенция в Северном Йемене, начавшаяся в сентябре 1962 года, вскоре после свержения местными насеристами династии Хамидаддинов. Направленные Насером в Йемен египетские войска поддержали республиканцев, в то время как на стороне йеменских монархистов выступила Саудовская Аравия. Гражданская война в этой стране, сопровождавшаяся применением химического оружия египетскими войсками, закончилась в 1969 году. Участие в ней обошлась Египту в 9,2 млрд долларов и 26 тысяч убитых солдат.

В актуальном для нас контексте нужно отметить, что чем острее становился конфликт Насера с "реакционными" арабскими режимами, тем чаще и охотнее представители этих режимов заявляли, что египетский лидер доблестно поливает отравляющими веществами йеменских крестьян, но упорно прячется от Израиля "за фартуком наблюдателей ООН". С провалом переговоров о восстановлении ОАР про "фартук" заговорили также и сирийские лидеры. Насер терял авторитет в арабском мире и внутреннюю поддержку в Египте, где находились политики, намекавшие народу на то, что они бы на месте Насера вели себя не в пример решительнее. Сильнейшим из этих политиков был фельдмаршал Абдель Хаким Амер, друг и соперник египетского президента. В мае 1967 года, на очередном витке эскалации, тактика понуждения сработала, и Насер предпринял шаги, сделавшие войну с Израилем неизбежной. 

Вынужденный характер этих шагов ясен и потому, что в Йемене оставалось тогда 50 тысяч египетских военнослужащих, которых Насер расчитывал вернуть в Египет до начала войны с Израилем. Договоренность по данному вопросу, значительно ускоренная разгромом арабских армий в Шестидневную войну, была достигнута на переговорах Египта с Саудовской Аравией в августе 1967 года, а фактически вывод войск был произведен уже в октябре. Таким образом, в первой половине 1967 года возможность вернуть египетский экспедиционный корпус из Йемена не просматривалась даже на горизонте. Иначе говоря, Насер не контролировал график ближневосточных событий и, подчиняясь их реальной динамике, он совершил роковые шаги задолго до того, как оказался готов к их последствиям.

Предпосылки к утрате контроля сложились за три с половиной года до Шестидневной войны. В то время жестоко третируемый сирийской, иракской и саудовской пропагандой Насер ощутил настоятельную необходимость засвидетельствовать в глазах арабского мира свою приверженность долгосрочной программе уничтожения Израиля. Эту приверженность нельзя назвать вполне показной и не отражающей истинных устремлений египетского президента, но она сопровождалась в его случае твердой убежденностью в том, что война – причем именно тотальная война, которая будет вестись с целью уничтожения Израиля – должна быть начата арабскими странами лишь при наличии следующих условий: 

а) арабского единства, по крайней мере – на уровне единства действий, понимаемого как полностью согласованное участие в общих военных усилиях; 
б) совокупной арабской военной мощи, которая будет превосходить военные возможности Израиля настолько, чтобы гарантированно обеспечить разгром его армии; 
в) международных условий, располагающих к достижению единственно релевантной, с точки зрения Насера, цели войны – уничтожению еврейского государства. 

В перманентной конфронтации с Израилем и поощрении т.н. "народной войны" против него Насер не видел большого смысла, а главное – видел опасность фальстарта, то есть такого развития событий, при котором следствием случайной эскалации явится преждевременное начало войны и ее завершение без достижения арабами решающего результата. Оказавшись перед настоятельной необходимостью разъяснить арабскому миру логику своего поведения, он созвал в январе 1964 года саммит ЛАГ, принявший следующие решения:

• выделить Сирии и Ливану крупные денежные средства на осуществление работ по отводу истоков Иордана;
• учредить Объединенное арабское командование (ОАК) со штабом в Каире для разработки совместных планов войны с Израилем и координации будущих действий арабской коалиции; 
• создать Организацию освобождения Палестины (ООП), под эгидой которой вскоре стала формироваться Армия освобождения Палестины (АОП), предназначенная для участия в войне с Израилем в составе регулярных вооруженных сил тех государств, на территории которых создавались и базировались ее части.

Насер выиграл необходимую ему паузу, однако решениями каирского саммита ЛАГ был запущен механизм эскалации, который мог привести как раз к тому результату, которого он больше всего опасался, т.е. к незапланированному и преждевременному началу войны. Ровно это и случилось впоследствии.

Что бы ни думал себе Насер по поводу принятых саммитом решений, попытка отвести Баниас (Хермонский поток) и Хасбани (Снир), два из трех основных истоков Иордана, ставила Израиль перед смертельной опасностью: в случае реализации этого проекта объем доступных ему вод Иордана сокращался вдвое, а озеро Киннерет оказывалось перед перспективой быстрого засаливания. В самом конце 1964 года Сирия приступила к строительству канала, который должен был отвести воды Баниаса в водохранилище на реке Ярмук, минуя Иордан и Киннерет. Израиль несколько раз настойчиво предупредил Дамаск о том, что он не допустит осуществления этого проекта, но его предостережения остались без внимания, и в 1965-1966 гг. ЦАХАЛ нанес серию артиллерийских и воздушных ударов по зоне сирийских работ, сделав их продолжение невозможным. Под влиянием этих событий Ливан сделал верные выводы и уклонился от выполнения своих обязательств по отводу Хасбани. Насер не рискнул помочь Сирии военными средствами и тем самым навлек на себя новую порцию обвинений в пассивности, робости и т.п.

Начало сирийских работ по отводу истоков Иордана почти совпало по времени с первой диверсией ФАТХа, и этот момент может быть назван отправной точкой в ряду событий, вызвавших два с половиной года спустя большую войну на Ближнем Востоке. 

* * *
ФАТХ давно является доминантной политической силой в составе ООП, и поэтому многие отождествляют эти структуры. В действительности ФАТХ, название которого представляет собой перевернутую аббревиатуру арабских слов харакат тахрир филастыни ("Палестинское движение освобождения"), старше ООП на пять лет. 

Созданный в 1959 году в Кувейте группой молодых палестинских пассионариев во главе с Ясером Арафатом, ФАТХ пришел к доминантному положению в Организации освобождения Палестины уже после Шестидневной войны. В довоенный период возглавлявшаяся Ахмедом Шукейри ООП находилась под плотным египетским патронажем и воспринималась арабским общественным мнением как политический громоотвод, создающий иллюзию активной солидарности Насера с палестинцами. Ей противопоставлялись ФАТХ и другие "организации сопротивления", которые, в отличие от ООП, не ограничивались трескучей риторикой.

Первой диверсией ФАТХа стало в ночь на 1 января 1965 года минирование насосной станции Всеизраильского водовода в Галилее. Установленный диверсантами заряд не взорвался, но именно эту безуспешную диверсию многие отмечают как важнейший момент в вызревании регионального кризиса 1967 года, объективно сопоставимый с началом сирийских работ по отводу истоков Иордана. ФАТХ откровенно ставил своей задачей привести конфликт Израиля с арабскими странами к большой региональной войне, в которой еврейское государство будет уничтожено. Большая война на Ближнем Востоке действительно разразилась.

На первом этапе Сирия, взявшая ФАТХ под свое покровительство, открывшая в Дамаске его штаб-квартиру и предоставившая ему материальную помощь, требовала от этой организации, чтобы ее боевики не атаковали Израиль с сирийской территории. Попытки атаковать Израиль из сектора Газы были жестко пресечены египетскими властями, и палестинские диверсанты проникали в Израиль из Иордании и Ливана. Всего в 1965 году ФАТХом было предпринято 35 атак, направленных, главным образом, против объектов инфраструктуры, но включавших также минирование дорог и нападения на израильские населенные пункты. О каждой своей операции ФАТХ торжественно оповещал арабскую прессу, причем число его сообщений заметно превосходило число фиксировавшихся Израилем диверсий: в том же 1965 году ФАТХ сообщил о 110 операциях, проведенных им на израильской территории. 

Вскоре ситуация дополнительно обострилась. Как помнит читатель, 23 февраля 1966 года в Сирии произошел очередной государственный переворот, в результате которого фактическим руководителем этой страны стал Салах Джадид, назначивший Хафеза Асада министром обороны. Победившая тогда группа представляла наиболее радикальное крыло партии Баас, и с ее победой в сирийской политике произошли следующие изменения:

• Сирия дополнительно сблизилась с СССР, сделавшись самым близким Кремлю режимом на Ближнем Востоке;
• тон сирийских заявлений в адрес Израиля стал еще более агрессивным;
• ряд ограничений, которых Сирия придерживалась прежде, совершая враждебные Израилю действия, был отменен и, в частности, диверсантам ФАТХа было теперь дозволено атаковать Израиль с сирийской территории.

Шукейри требовал от палестинских "организаций сопротивления" прекратить самочинные военные действия и признать авторитет ООП над собой. Иордания и Ливан не оказывали ФАТХу прямой поддержки, страшились последствий его диверсий, но крайне редко решались использовать против него силу. Тем временем воинские части АОП, бывшие предметом гордости Шукейри, находились в стадии формирования, а затем, уже сформированные, все равно оставались в стороне от активной борьбы с Израилем, поскольку фактически входили в регулярные армии стран своего базирования. Всего в составе АОП было создано три бригады ("Айн Джалут" в секторе Газы, "Хаттин" в Сирии, "Кадисия" в Ираке) и несколько отдельных батальонов, часть из которых была сведена накануне Шестидневной войны во вторую бригаду АОП в секторе Газы.

Таким образом, ООП, бывшая детищем Египта, призывала к сдержанности, а находившийся под покровительством Сирии ФАТХ вел войну. Уже этим создавалась ситуация, при которой Каир проигрывал Дамаску в глазах арабского общественного мнения. Ситуацию усугубляло то, что диверсии палестинских "организаций сопротивления" привели израильский кабинет к возобновлению операций возмездия, от которых страдали те страны, с территории которых террористы проникали в Израиль. Египет не принадлежал к их числу, и то, что он не спешил "защитить" Иорданию и Ливан, наделяло критику в адрес его президента дополнительной убедительностью. Одновременно с этим на короля Хусейна оказывалось давление с тем, чтобы вынудить его допустить иракские и/или саудовские войска на территории Иордании, как это предусматривалось принятым в 1964 году решением о создании ОАК.

Часть III. Сирийский синдром

В первой части данного очерка отмечалось, что причиной очередного сирийского переворота, произошедшего 23 февраля 1966 года, стал раскол в партии Баас, имевший, наряду с прочими признаками, достаточно выраженную конфессиональную природу. Возобладавшая в Дамаске группировка во главе с Салахом Джадидом и Хафезом Асадом была в основном алавитской, и Заки Арсузи, единственный алавит в четверке основателей Баас, неслучайно пришелся ей ко двору в качестве главного идеолога. 

Назначенный президентом Сирии и генсеком партии Баас мусульманин-суннит Нуреддин Атасси был по существу номинальной фигурой, и не будет слишком вольным его сравнение с "всесоюзным старостой" Михаилом Калининым – с той лишь разницей, что Калинин благополучно дожил свой век, тогда как Атасси ждала иная судьба: после нового переворота, осуществленного Асадом в 1970 году, он оказался за решеткой и провел в заключении более двадцати лет. Такая же участь постигла Салаха Джадида, бывшего его покровителем, причем тот, в отличие от Атасси, и умер в сирийской тюрьме. 

Нами также отмечалось, что другая часть партии Баас, потерпевшая поражение в сирийской борьбе за власть, была в основном суннитской. Она закрепилась в Багдаде, с чем и был впоследствии связан долгий конфликт между двумя баасистскими режимами. Затем, уже из второй части очерка, читатель узнал, что агрессивность сирийской политики дополнительно возросла в результате февральского переворота 1966 года. Между этими фактами имелась определенная связь, требующая краткого пояснения. 

В принципе, фундаментальный антагонизм в отношении Израиля, присущий суннитскому исламу, значительно глубже того, что во многих случаях декларируется другими арабскими группами. Исламская ортодоксия – а суннитский ислам соответствует этому определению в наибольшей степени – затрудняется указать идейные и правовые основания для признания легитимного характера перемен, связанных с появлением суверенного еврейского государства на территории, определяемой как дар аль-ислам, да еще в самом ее центре, а не на далекой периферии, как в случае с отвоеванными христианами землями на Иберийском полуострове. Но верное в целом, данное утверждение не всегда характеризует исчерпывающим образом конкретную историческую ситуацию. 

Например, в своем хомейнистском изводе шиитский ислам предъявил себя как совершенно враждебную Израилю религиозно-политическую доктрину и в чем-то превзошел если не все, то некоторые суннитские школы. Наверное, нечто подобное можно было бы произвести и с религией алавитов, но объективно в ней нет предпосылок для ультимативного антагонизма по отношению к Израилю. 

Нижеследующий текст может показаться цитатой из слишком слащавой пропагандистской брошюры Сохнута: "Добрые евреи принесли арабам культуру и мир, вложили огромные средства в развитие и процветание Палестины, не причинив никому вреда и ничего не присваивая себе силой. Это не помешало мусульманам провозгласить джихад против них, под знаменем которого они без колебаний вырезают теперь их жен и детей". В действительности это цитата из послания, направленного в 1936 году премьер-министру Франции Леону Блюму шестью видными представителями алавитской общины. Одним из шести был Сулейман Асад, отец Хафеза Асада и дед нынешнего президента Сирии. 

Причиной их обращения к Блюму стало намерение Франции включить Государство Алавитов, существовавшее с 1922 года на территории Тартуса и Латакии, в состав суннитской Сирии. Категорически не желавшие этого алавиты пытались доказать французскому премьеру, что под властью суннитов их ждет ужасная участь. Начавшееся восстание арабов в подмандатной Палестине и сопровождавшая его пропаганда служили алавитам примером того, с чем они сами могут столкнуться под властью суннитов.

"Ислам считает алавитов кафирами, - говорится далее в их послании Блюму. – Дух ненависти и фанатизма, живущий в сердцах арабов-мусульман и направленный на все немусульманское, издревле поощряется исламом. Нет никакой надежды на то, что это изменится когда-либо в будущем. Поэтому, с окончанием [французского] мандата сирийские меньшинства будут подвержены смертельной опасности, не говоря уже о том, что свобода мысли и веры будет тогда уничтожена полностью. Положение евреев в Палестине представляет собой яснейшее и сильнейшее доказательство враждебности ислама по отношению ко всем немусульманам". 

Как мы знаем, Франция отказалось внять алавитам, и тем пришлось бороться за место под солнцем ислама. Средством к этому стало чрезвычайно активное участие алавитов в арабском национальном движении, что верно также и для других арабов-немусульман: доля христиан среди видных деятелей арабского национализма (и палестинского, в частности) многократно превосходит удельный вес христианских общин в общей массе арабов. Предпосылки данного явления очевидны: представителям немусульманских меньшинств было критически важно, чтобы объединяющей доктриной общества, в котором они живут, был национализм, а не религия. В национальном движении, ставящем на первое место критерии языковой и культурной принадлежности, они могли иметь свои акции и расчитывать на равноправие, тогда как исламское единство делало их заведомыми париями, которым в лучшем случае остается надеяться на терпимость по отношению к себе.

Но представители немусульманских меньшинств не могли убедить окружающих в своей безусловной верности интересам арабов, адресуясь только к тому, что они говорят и думают по-арабски. Им приходилось проявлять изрядное рвение как на поприще националистической пропаганды, так и в военном деле или, в случае с палестинцами, в "вооруженной борьбе". Христианами были Жорж Хабаш и Вади Хаддад, создатели Народного фронта освобождения Палестины (1967), и Наиф Хаватме, руководитель отколовшегося от него Демократического фронта освобождения Палестины. Ныне слава марксистских фронтов померкла, но в прежние времена НФОП и ДФОП числились в авангарде палестинского террора. В том же ряду могут быть упомянуты профессор Эдвард Саид, д-р Ханан Ашрауи, известные публицисты Ханна Синьора и Раджа Шхаде, создатель действующей в Израиле арабской националистической партии БАЛАД Азми Бшара, популярный поэт Камаль Насер и многие другие видные деятели в палестинском движении. На знаменитой фотографии 1970 года Камаль Насер запечатлен рядом с Арафатом и Хаватме; прямо за ним виден плакат: распятый на шестиконечной звезде палестинец. Даже убивший Роберта Кеннеди (1968) палестинский террорист Сирхан Сирхан родился в Иерусалиме в христианской семье.

Будучи ныне свидетелями грандиозного столкновения суннитов с шиитами, равного которому не было со времен первой фитны и битвы при Кербеле, осознавая роль алавитов в этой борьбе и наблюдая на Ближнем Востоке другие процессы, имеющие выраженную религиозную природу, включая жестокое преследование христиан в большинстве стран арабского мира, мы могли бы утверждать, что рвение немусульманских меньшинств осталось бесплодным, что оно так и не обеспечило им достойного места в арабских национальных коллективах. Но здесь речь идет о другой эпохе, жившей идеями модерна, прогресса, революционной "борьбы с пережитками". 

Впрочем, уже и необходимость этой борьбы признавала за "пережитками" реальную силу – особенно реальную в случаях, связанных с чувствительным вопросом о власти. Суннитское большинство в Сирии не могло не заметить того, что радикальная группа, возобладавшая в Дамаске в феврале 1966 года, была в основном алавитской. С этим обстоятельством был связан значительный всплеск недовольства, отмечавшийся иностранными дипломатами. Мало того, наряду с закономерным недовольством суннитов, взирающих на алавитов именно так, как писали лидеры этой общины Леону Блюму, новая власть спровоцировала мятеж друзов, приняв серию кадровых решений, вызвавших их возмущение - при том, что религия друзов достаточно близка к алавитской. Мятеж удалось подавить, но положение новой сирийской власти оставалось весьма уязвимым.

Способ обеспечить себе легитимность группа Джадида и Асада видела в повышении ставок в давнем пограничном конфликте с Израилем, и без того достаточно остром, а способ уберечься от платы по связанным с этим счетам – в дополнительном сближении с Советским Союзом. Дамаск стал главным партнером Кремля на Ближнем Востоке, тон его заявлений стал резче, ФАТХу было дозволено атаковать Израиль непосредственно с территории Сирии. 

* * *
Примерно тогда же Насер, встревоженный резвостью сирийцев и все больше опасавшийся быть втянутым ими в большую войну, возобновил, впервые со времени Синайской кампании, тайные контакты с Израилем. В первые месяцы 1966 года директор Моссада Меир Амит провел в Париже серию встреч с египетским генералом Азам-ад-Дином Халилем; в ходе этих встреч обсуждались вопрос о создании канала конфиденциальных коммуникаций между Эшколем и Насером и параметры политической сделки, которая будет включать израильское содействие Египту в получении западных кредитов в обмен на следующие уступки Каира:

• Египет примет предложение американского дипломата Эрика Джонстона о распределении водных ресурсов между Израилем и его соседями, сделанное еще в 1955 году;
• Египет обеспечит свободный проход через Суэцкий канал судам, следующим в Израиль под иностранными флагами;
• уровень антиизраильской пропаганды в Египте будет значительно снижен. 

Обсуждалась и возможность освобождения группы египетских евреев, арестованных в 1954 году за совершение диверсий в Каире и Александрии по поручению израильской военной разведки (т.н. "дело Лавона"). Этих узников предлагалось освободить с получением Египтом первого кредита на сумму 30 млн долларов. Увы, политическое воздействие региональных событий, ритм которых диктовался Дамаском, оказалось сильнее благих намерений Насера, который к тому же панически боялся последствий возможной утечки информации о своих тайных контактах с Израилем.

Ситуация становилась все более напряженной. В 1966 году ФАТХ осуществил 41 диверсию, в числе которых было не менее 18 атак, предпринятых с территории Сирии. Всего же, с учетом сирийских обстрелов и установки минных ловушек в демилитаризованных зонах, в 1966 году Израилем было зафиксировано 93 пограничных инцидента. Из десяти израильтян, убитых террористами в 1966 году, семеро погибли у сирийской границы. Там же получили ранения семнадцать человек – почти половина от общего числа израильтян, раненных террористами. 15 августа сирийские самолеты обстреляли израильский сторожевой катер, потерявший ход у восточного побережья Киннерета; в завязавшемся воздушном бою израильскими пилотами были сбиты два сирийских истребителя. В первую неделю сентября долина Хýла трижды становилась ареной террористических атак, причем две из них были произведены с участием сирийских солдат. 

На фоне общего обострения ситуации в районе израильско-сирийской границы начальник Генерального штаба Ицхак Рабин дал 12 сентября интервью армейскому журналу "Бамаханэ". Отметив общее для арабских государств стремление уничтожить Израиль, Рабин указал и на разницу в их поведении. Египет, сказал начальник Генштаба, пытается избежать скорого столкновения с Израилем, поскольку его политическое руководство исходит из определенной оценки соотношения сил в вероятном военном конфликте и принимает в расчет удаленность находящегося в Йемене контингента египетских войск от ближневосточного театра военных действий. Иордания и Ливан не оказывают поддержки террористам ФАТХа, поскольку ответные меры Израиля убеждают их в необходимости трезвого политического поведения. Лишь Сирия проявляет явную заинтересованность в скорейшем начале войны, и Рабин заявил в связи с этим: "Как следствие, наша реакция на действия сирийцев должна включать, наряду с мерами, направленными против непосредственных исполнителей диверсий, меры против режима, который оказывает им прямую поддержку и, кроме того, сам производит работы по отводу [истоков Иордана.] Здесь нашей целью должно быть изменение решений [сирийского] режима и отстранение от власти тех, кто подталкивает диверсантов".

Сделанное начальником Генштаба заявление могло быть понято как прямая угроза Сирии, и Рабина тут же одернул премьер-министр Леви Эшколь, указавший ему на то, что он превысил свои полномочия. Это не помогло устранить политический ущерб в связи с опубликованным интервью. Сирия ответила на него вызывающим заявлением о возобновлении работ по отводу истоков Иордана и об усилении поддержки, оказываемой ею палестинским организациям.

Хуже того, на фоне возросшей напряженности в отношениях Израиля с Сирией египетский лидер заключил, что его страна обязана продемонстрировать поддержку Дамаску. В середине октября 1966 года Египет и Сирии обменялись визитами военных делегаций, и этот обмен сопровождался качественно новым тоном публичных египетских завлений. Так, генерал Саад Али Амер, стоявший во главе прибывшей в Дамаск делегации, выразил там уверенность в том, что "мы твердыми и быстрыми шагами приближаемся к общей цели – уничтожению Израиля и полному объединению [наших стран]". 

4 ноября Египет и Сирия подписали договор о взаимопомощи, вынудив тем самым Израиль продлить на четыре месяца, до двух с половиной лет для мужчин, срок обязательной службы в ЦАХАЛе. Но ощущения, что роковой рубеж преодолен, тогда еще не было. Израильская военная разведка полагала, что "в обмен на признание Египтом своего режима, впервые со времени развала ОАР, Сирия согласилась умерить свои действия против Израиля и принять египетский подход, согласно которому арабским государствам не следует преждевременно ввязываться в войну с Израилем". Считалось, что общая война с арабами станет вероятна не ранее 1970 года; эта оценка лежала в основе долгосрочного плана развития израильских вооруженных сил "Маккаби", последняя коррекция которого была произведена весной 1967 года - без кардинального изменения графика мероприятий. Но если военная разведка считала, что Насер сумеет контролировать активность сирийцев до вызревания желанных ему условий начала большой войны, то Рабин сомневался в этой оценке, и участившиеся диверсии ФАТХа укрепляли его скептицизм. 

12 ноября, через неделю после подписания египетско-сирийского соглашения, три солдата ЦАХАЛа были убиты и шестеро получили ранения, подорвавшись на мине, установленной палестинскими боевиками на израильской патрульной дороге к югу от Хевронского нагорья. Следы террористов вели в иорданскую деревню Самуа, и ЦАХАЛ уже на следующий день осуществил там крупную операцию возмездия. 

Операция проводилась серьезными силами: границу с Иорданией среди бела дня (а не ночью, как это обычно делалось прежде) пересекли десять танков, сорок бронетранспортеров, 400 солдат и офицеров ЦАХАЛа. В завязавшихся боях пятнадцать иорданских военнослужащих и около десяти мирных граждан были убиты, 54 иорданца получили ранения. Полицейский участок в Руджум-аль-Мадфе и до ста домов в деревне Самуа были взорваны израильскими саперами. С появлением над израильской колонной четырех иорданских самолетов в зону воздушной атаки была направлена четверка израильских "Миражей", которыми один иорданский "Хантер" был сбит, остальные отогнаны. В ходе операции погиб командир 202-го десантного батальона подполковник Йоав Шахам, десять солдат ЦАХАЛа получили ранения. 

С чисто военной точки зрения операция могла быть сочтена успешной, но ее политический результат оказался противоположен тому, на который рассчитывало израильское руководство. Вместо давления на ФАТХ со стороны иорданского общества в Иордании начались массовые выступления палестинцев против короля Хусейна. Параллельно с этим усилилось давление на Хусейна со стороны арабских правителей, обвинявших его в том, что иорданская армия не способна "защитить палестинцев", и громогласно требовавших от него допустить в Иорданию иракские и/или саудовские войска. Хусейн категорически отказывался уступить этому требованию, и то, что теперь оно получило поддержку Египта и Сирии, привело к резкому обострению отношений Амана с этими странами. 

Пытаясь защититься от критики, король Хусейн публично призвал Насера выгнать с Синая наблюдателей ООН, вернуть из Йемена египетские войска и направить их к границе с Израилем. Требование иорданского монарха поддержал в приватном порядке вице-президент Египта фельдмаршал Абдель Хаким Амер, попытавшийся убедить Насера в том, что, изгнав международные силы с Синая, он "заставит сдуться паруса реакционеров". Насер отклонил совет своего заместителя, зная, что о нем станет известно многим в военном командовании Египта, которое Амер контролировал почти полностью. Взбешенный поведением Хусейна, трезвонившего на весь мир о присутствии на Синае и в Газе миротворческих сил ООН, Насер назвал его "иорданской проституткой" в своем выступлении 22 февраля 1967 года.

В декабре 1966 и в марте 1967 года в Дамаске проводились совещания начальников арабских штабов. Египет по-прежнему настаивал на том, что время для новой войны с Израилем еще не настало, но Сирия если и делала вид, что прислушивается к его аргументам, продолжала политику провокаций в пограничном районе. 3 марта тракторист киббуца Шамир получил тяжелые ранения, подорвавшись на установленной сирийцами мине. Три недели спусти такие же мины были обнаружены у киббуца Кфар-Сольд и мошава Зар'ит. Еще хуже складывалась ситуация в районе иорданской границы, регулярно нарушавшейся диверсионными группами ФАТХа; в первые месяцы 1967 года там было зафиксировано 270 инцидентов, включая акции по минированию железных дорог. 

* * *
Итак, 7 апреля 1967 года в Сирии широко отмечали двадцатую годовщину партии Баас. В этот день израильская сельскохозяйственная техника, вышедшая на обработку полей киббуца Ха-Он, расположенного на юго-восточном побережье Киннерета, подверглась артиллерийскому обстрелу с сирийских позиций на Голанских высотах. Израильские танки открыли ответный огонь, и тогда сирийцы расширили зону обстрела: ими было выпущено около 250 снарядов по киббуцу Гадот, многие из зданий которого были разрушены. 

Позиционное превосходство сирийской артиллерии в данном районе вынудило командование ЦАХАЛа просить премьер-министра о разрешении использовать авиацию, и Леви Эшколь после некоторых колебаний такое разрешение дал. Сирийские позиции на западном склоне Голанского плато подверглись бомбардировке с воздуха, после чего Сирия направила в зону атаки свои истребители. Четыре сирийских МиГ-21 были сбиты израильскими пилотами над Голанами и еще два – в последовавшем воздушном бою над Дамаском. Израильские ВВС не понесли потерь в этих боях. Попытка отметить партийный праздник демонстрацией силы обернулась для сирийских властей горьким фиаско: обычные пропагандистские фокусы в этом случае не работали, поскольку свидетелями воздушного боя над сирийской столицей стали многие тысячи ее жителей. Израильские пилоты не удержались и, разогнав истребители противника, совершили победный круг над Дамаском.

По итогам этого инцидента посол Израиля в Москве Катриэль Кац был вызван в советский МИД, где ему было передано грозное предостережение правительства СССР. Тогда же Сирия обратилась к Советскому Союзу с просьбой о срочной поставке зенитных ракет и к Египту – с требованием выполнить его обязательства по договору о взаимопомощи. При этом, требуя от Насера помощи, сирийцы отнюдь не пытались снизить напряженность в пограничном районе. Напротив, их действия ясно говорили о том, что они сделали окончательный выбор в пользу скорейшего военного столкновения с Израилем. 

Казалось, большая война не пугает дамасских правителей; ведь Сирия, полагали они, надежно защищена от разгрома новым форматом своих отношений с Советским Союзом. Если арабы одержат победу, Сирия окажется в числе победителей, а если победа достанется Израилю, основная тяжесть поражения ляжет на плечи Египта и Иордании, политических соперников Сирии. Иначе говоря, в Дамаске считали, что выиграют от войны в любом случае. 

Насер и теперь не решился помочь сирийцам, но присланная им в Дамаск делегация во главе с премьер-министром Сидки Сулейманом и командующим египетскими ВВС генералом Сидки Махмудом согласовала с сирийцами общий план действий, получивший название "Рашид". Этим планом с началом войны предусматривалось единовременное нанесение ударов по Израилю египетскими и сирийскими ВВС; воздушные удары должны были сопровождаться вторжением сирийских войск в Галилею и, при успешном для Сирии развитии событий, их продвижением к Хайфе, но параллельных обязательств о наземном вторжении в Негев с Синая египтяне сирийцам не дали.

После событий 7 апреля король Хусейн попробовал было еще раз оттоптаться на репутации Насера, однако в этой политической схватке он явно проигрывал. Обвиняемая во всех грехах, Иордания находилась на грани изгнания из ЛАГ, не имея возможности опереться даже на Саудовскую Аравию, и король Хусейн решил сменить тактику: отправив в отставку премьер-министра, он резко свернул антиегипетскую пропаганду в иорданских СМИ и пригласил в Аман египетского министра иностранных дел Махмуда Риада. 

Сирия заманивает наши страны в ловушку, сказал иорданский король Риаду. Она сознательно провоцирует войну с Израилем, в результате которой Насер лишится власти, а Иордания будет разрушена. Ответ египетского министра разочаровал Хусейна: Риад повторил бесившее короля предложение о размещении иракских и саудовских войск на территории Иордании. 

Тем временем поощряемый сирийцами ФАТХ находил все новые способы атаковать Израиль. 5 мая 1967 года интенсивному минометному обстрелу с территории Ливана подвергся киббуц Манара. Теперь уже не только Рабин, которому давно приписывали "сирийский синдром", но и высшие политические руководители Израиля склонялись к мысли о том, что ЦАХАЛ должен предпринять серьезные действия, которые убедят правительство Сирии изменить избранный им тип поведения. 

9 мая с предупреждением о том, что Израиль не может более оставаться пассивным в связи с сирийскими провокациями, выступил министр иностранных дел Абба Эвен. Три дня спустя премьер-министр Леви Эшколь сказал на встрече с активистами партии МАПАЙ: "У нас нет выбора. Только за последний месяц имело место четырнадцать инцидентов, и нам, возможно, придется прибегнуть к мерам, которые окажутся серьезнее тех, что были предприняты нами 7 апреля". Наконец, 14 мая в трех израильских газетах вышли интервью начальника Генштаба, в которых Рабин снова говорил о том, что действия Израиля в отношении Сирии имеют своей целью привести сирийский режим к отказу от проводимой им политики поощрения террора и что "наш обычный тип поведения в отношении Иордании и Ливана не подходит к Сирии, поскольку там именно режим стоит за спиной террористов".

* * *
Параллельно с этим Израиль искал способ добиться осуждения сирийской политики генсеком ООН. Рассчитывать на утверждение соответствующей резолюции Совбезом ООН, где Сирии было гарантировано советское вето, или Генассамблеей, где страны арабо-мусульманского и советского блоков располагали твердым большинством, Израиль не мог, но возглавлявшего аппарат ООН бирманского дипломата У Тана можно было уговорить сделать собственное заявление по поводу бесконечных провокаций Дамаска. В Иерусалиме надеялись, что по следам его выступления состоится дискуссия в СБ, которая уже и самим фактом своего проведения окажет сдерживающее влияние на сирийских правителей. 

Генеральный секретарь, как и всякий чиновник ООН, последовательно избегал заявлений, способных вызвать недовольство арабов, но в первые месяцы 1967 года даже прожженному международному бюрократу, каковым являлся У Тан, было трудно игнорировать поведение Сирии и связанные с ним опасности. В конце концов израильский представитель в ООН Гидеон Рефаэль выполнил поставленную перед ним задачу, и 11 мая У Тан осудил диверсии ФАТХа, назвав их угрозой миру и указав на то, что они осуществляются боевиками, которые "получают более серьезную профессиональную подготовку нежели та, что характеризовала их в прошлом". И что самое важное, У Тан призвал не названные им "правительства" положить конец подобному положению вещей. 

Даже в таком уклончивом виде критическое заявление генерального секретаря ООН в адрес арабского государства в связи с действиями последнего против Израиля носило совершенно беспрецедентный характер, но довести дело до обсуждения сирийских провокаций в Совбезе так и не удалось. Сирии помог советский саботаж, помноженный на то, что не менее трети членов СБ отказывалась признать полномочия Тайваня как дежурного председателя данного форума. Израильское правительство было вынуждено признать, что международный маршрут снижения напряженности уперся в тупик.

Другим направлением дипломатической активности Леви Эшколя были попытки добиться от Белого дома заявления, которым приверженность США обеспечению безопасности Израиля была бы перенесена в практическую плоскость. В частности, Эшколь всеми силами добивался американского заявления о том, что находящийся в Средиземном море Шестой флот США окажет Израилю помощь, если тот подвергнется арабской агрессии. Такое заявление могло доказать Кремлю опасность занятой им позиции автоматического одобрения любых авантюр Дамаска, и потребность в нем дополнительно возросла после того, как 11 мая в Средиземном море появились корабли 14-й смешанной эскадры советского ВМФ (уже после Шестидневной войны на ее основе будет создана постоянная 5-я Средиземноморская эскадра СССР), однако связанные с этим усилия израильского премьера также остались безрезультатными. Линдон Джонсон, первым из президентов США принявший главу израильского правительства в Белом доме, находил для Израиля теплые слова ободрения, но тщательно избегал конкретных обязательств по отношению к нему. 

Встревоженные судьбой короля Хусейна, американцы считали, что Израиль ошибся, ответив на очередную атаку палестинских террористов операцией в Самуа. "Вы наказали не того парня", - говорили американские дипломаты представителям израильского правительства. В этих словах звучал достаточно ясный намек на то, что США сочли бы легитимным объектом израильского возмездия сирийский режим, оказывающий демонстративное покровительство ФАТХу, но не могут одобрить его шагов, когда таковые направлены против хашимитской монархии. Хусейна в Вашингтоне считали такой же жертвой сирийских провокаций, как и Израиль. Однако, заняв позицию, которую можно было истолковать как поощрение жестких израильских действий в отношении Дамаска, Соединенные Штаты упорно отказывались от публичных шагов, которые, с одной стороны, укрепили бы ЦАХАЛ, а с другой – явились бы убедительным выражением поддержки, оказываемой Вашингтоном Израилю. 

В конкретных условиях первой половины 1967 года речь шла об удовлетворении израильской просьбы о поставке самолетов "Скайхок" и танков "Паттон". Против ее утверждения были настроены и Белый дом, и Конгресс: президент Джонсон не хотел превращения США в основного поставщика оружия еврейскому государству, а Конгресс наказывал израильтян за отказ допустить американский надзор над реактором в Димоне.

Часть IV. Советский сюрприз

Импульс дальнейшему развитию событий на Ближнем Востоке и их перерастанию в формат острого регионального кризиса, был дан вмешательством СССР, причины и цели которого до сих пор остаются предметом споров.  12 мая 1967 года Анвар Садат, председатель Народного собрания Египта, сделал плановую остановку в Москве по пути из Пхеньяна в Каир. Ни израильской, ни американской разведкой не связывалось сколько-нибудь серьезных ожиданий с двухнедельной поездкой Садата в Монголию и Северную Корею. Тому, что спикер египетского парламента посетит по дороге Москву, также не придавалось большого значения. Михаэль Орен, опубликовавший в 2004 году фундаментальный труд по истории Шестидневной войны, полагает, что отсутствие интереса к Садату было обусловлено его "серой, маловыразительной внешностью и тем, что он никогда не занимал высоких военных постов". 

Сложившееся у израильтян впечатление о личности Садата Орен называет ошибочным: "За плечами у этого политика были два тюремных срока за прогерманскую деятельность в годы Второй мировой войны и за участие в заговоре с целью убийства лояльного англичанам египетского чиновника. Будучи одним из организаторов июльской революции 1952 года, он поддерживал впоследствии связи с "Братьями-мусульманами" и был противником тайных контактов египетского руководства с Израилем. Возможно, именно идеологическая твердость Садата, сочетавшаяся в его случае с абсолютной преданностью режиму, побудила президента Насера сделать его своим доверенным лицом". 

В Москве председателя египетского парламента оценили раньше и лучше, чем в Иерусалиме и Вашингтоне. Во всяком случае, именно он был выбран для передачи президенту Египта советского предупреждения о сосредоточении крупных израильских сил у границы с Сирией и о планируемом Израилем нападении на эту страну. Важным в данной ситуации было не только фактическое содержание информации, с которой Садата ознакомили в Москве (ее передача была продублирована также и по обычнам каналам связи между разведывательными службами СССР, Египта и Сирии). Не меньшее значение имели формат московских встреч председателя египетского парламента и сопутствовавший им драматизм. 

С Садатом встречались председатель совмина Алексей Косыгин, председатель Верховного совета Николай Подгорный, министр иностранных дел Андрей Громыко и его заместитель Владимир Семенов, не так давно передавший израильскому послу грозное предостережение Кремля в связи с уничтожением шести сирийских самолетов 7 апреля. Наши предупреждения не возымели действия на Израиль, сказали Садату в Москве. Империалисты разжигают пожар войны на Ближнем Востоке. Сирия оказалась в тяжелом положении, и мы ей поможем. Нельзя, чтобы враг застал вас врасплох. Наконец, уже прямо перед отлетом Садата в Каир провожавшие его лица, среди которых был Владимир Семенов, сообщили египетскому гостю, что Израиль сосредоточил у сирийской границы от десяти до двенадцати армейских бригад, которые будут готовы начать крупномасштабные военные действия против Сирии в любой момент с 16 по 22 мая.

Садат вернулся в Каир в ночь на 14 мая и сразу же направился к Насеру. Дома у президента он застал фельдмаршала Амера; оба изучали доклад советской разведки, уже полученный ими от советского посла в Каире Дмитрия Пожидаева и от руководителя местной резидентуры КГБ, имевшего встречу с Салахом Насром, начальником Службы общей разведки Египта. Вскоре присутствующими был получен тревожный сигнал из Дамаска: "Нам стало известно из достоверного источника, что а) Израиль произвел мобилизацию основной части своих резервистских сил; б) большинство израильских сил, порядка пятнадцати бригад, уже сосредоточено у сирийской границы; в) Израиль планирует осуществить крупномасштабное нападение на Сирию, включающее выброску десантов, в период с 15 по 22 мая". 

Пятнадцать бригад? Кашу маслом не испортишь, решили в Дамаске. Да к тому же и Амер, давно желавший повысить египетские ставки в ближневосточной игре, теперь говорил, что имеющиеся у него аэрофотоснимки подтвержают факт сосредоточения крупных израильских сил у сирийской границы. 

Предупреждения Дамаска о близящемся вторжении Израиля в Сирию не были в то время редкостью, как и аналогичные сигналы Москвы. Советская разведка предупреждала Египет об агрессивных намерениях Израиля в мае 1966 года (Израилем действительно планировалась тогда ограниченная операция по уничтожению сирийских артиллерийских позиций, но она была отменена по международным причинам еще до того, как советская разведка заметила израильские приготовления), в октябре 1966 года (параллельно с публикацией в "Правде" и заявлением советского посла в Тель-Авиве), в ноябре 1966 года (одновременно с израильской операцией в Самуа) и в январе 1967 года. Египетский лидер, достаточно хорошо понимавший суть ближневосточной игры, игнорировал предупреждения Дамаска и часто дополнявшие их сигналы советской разведки. Инцидент "Рóтем" послужил ему уроком: в феврале 1960 года Насер прочно усвоил, что излишнее доверие к подобным сигналам может привести его страну к военному столкновению с Израилем без каких-либо объективных причин. 

Тем не менее, в мае 1967 года Насер повел себя иначе. К тому времени он уже ощущал, что внешние и внутренние обстоятельства – политическая атмосфера в арабском мире, интриги фельдмаршала Амера и обусловленное ими настроение египетского генералитета – требуют от него решительной демонстрации силы. Отклонив в ноябре 1966 года предложение Амера об удалении миротворцев ООН с Синая и из сектора Газы, он, тем не менее, создал комиссию, которой было поручено оценить политические последствия данного шага. По поручению Насера производился зондаж возможной реакции на решение Каира в международных кругах и, в частности, со стороны генсека ООН У Тана. 

В марте командующий египетскими ВВС Сидки Махмуд доложил президенту, что "наша система раннего оповещения и ПВО способна своевременно обнаружить воздушную атаку противника и уничтожить атакующие самолеты, каким бы ни было их число". Фельдмаршал Амер дополнил оценку Махмуда собственным заявлением: "Наши вооруженные силы смогут не только отразить израильский удар [в случае появления египетских войск на Синае,] но также и развить наступление на восток, [вглубь израильской территории.] Египет способен занять позицию, которая позволит ему выдвигать собственные политические условия. Заняв эту позицию, мы заставим Израиль уважать права арабов и палестинцев". 

Даже если Насер не верил этим оценкам, он все больше склонялся к мысли о том, что главный для него вопрос состоит не в том, сможет ли Египет победить Израиль в вероятной войне, а в том, удержится ли сам он у власти, если Египет не найдет способ продемонстрировать силу и солидарность с Сирией. По этой причине главный редактор важнейшей египетской газеты "Аль-Ахрам" Мухаммед Хасанейн Хейкаль, имевший прямую защищенную линию связи с Насером и чуткий к его указаниям, еще за несколько месяцев до майского кризиса начал публиковать редакционные статьи, в которых доказывалось, что Египет способен добиться победы в войне с Израилем даже и без того, что бы египетский экспедиционный корпус был отозван из Йемена. Хейкаль также доказывал, что минимальной задачей Египта в вероятной войне с Израилем должно стать завоевание Южного Негева и Эйлата, посредством которого будет восстановлено территориальное единство обеих частей арабского мира: Передней Азии и Северной Африки, именуемых по-арабски Машрик (Восток) и Магриб (Запад). 

Иначе говоря, Насер оказался внутренне готов к резкому обострению ближневосточной игры в мае 1967 года. Кроме того, особенность сложившейся тогда ситуации определялась тем, что предостережение Египту было передано не только по каналам спецслужб, но также и принимавшими Садата в Москве советскими руководителями чрезвычайно высокого ранга. На ровном месте этого могло не хватить, но место не было ровным: только что прозвучавшие заявления Эшколя, Эвена и Рабина наделяли советское предупреждение о замыслах Израиля в отношении Сирии дополнительной убедительностью. Наконец, сыграло свою роль и то, что советская разведка нашла убедительное, как казалось тогда, объяснение отсутствию тяжелой техники на иерусалимском военном параде.

Место проведения праздничного парада в День Независимости ежегодно менялось в то время Израилем. В 1967 году парад было решено провести в Иерусалиме. С этим решением не было связано каких-либо нарушений международных обязательств Израиля, но оно, тем не менее, вызвало резкую критику в адрес израильского правительства – не только со стороны арабов, ООН и стран советского блока, но также и со стороны западных государств, отказывавшихся признать Иерусалим столицей Израиля. Не желая дополнительно раздражать международное сообщество, Израиль решил провести парад в минимальном формате: 1600 военнослужащих, небольшое число легких военных машин, общая продолжительность меропрятия – 26 минут. Насмешникам, в числе которых оказался и Бен-Гурион, выразивший крайнее недовольство "трусливой уступкой" Леви Эшколя, иерусалимский парад дал повод отзываться о нем как о скаутском шествии. Но советская разведка истолковала решение Израиля не привлекать к участию в параде тяжелую военную технику как подтверждение того, что вся качественная бронетехника ЦАХАЛа сосредоточена у сирийской границы. 

Участники ночного совещания в Каире решили собрать наутро египетский Генеральный штаб с целью принятия конкретного решения о мероприятиях Египта в связи с предполагаемой подготовкой крупной израильской операции против Сирии. Так советское предупреждение, о котором достаточно скоро стало известно всем заинтересованным лицам, включая самого Насера, что оно не соответствует истине, запустило механизм эскалации ближневосточного кризиса. 

* * *
"Оставшиеся невыясненными причины советского предупреждения дали простор для целого спектра теорий, силящихся объяснить, почему предупреждение было сделано именно тогда и на какую выгоду от него рассчитывали в Москве, - пишет по этому поводу Михаэль Орен. – Одни полагали, что Москва спровоцировала ближневосточный кризис в надежде повысить политический статус Насера и укрепить советско-сирийское партнерство. Другими авторами высказывалось предположение о том, что Москва подтолкнула Насера к войне, исходя из того, что в ней победит Израиль и что с поражением Египта Насер лишится власти, благодаря чему будет обеспечено доминантное положение Сирии [в ряду прогрессивных арабских режимов,] которое, в свою очередь, приведет к активному проникновению коммунистических кадров на Ближний Восток. Третьими ставился акцент на том, что США уже втянулись тогда в войну во Вьетнаме, в связи с чем Москвой ставилась задача умерить растущее влияние Китая на Ближнем Востоке или, воспользовавшись все той же вовлеченностью США в войну во Вьетнаме, нанести сокрушительный удар сионизму. Четвертыми допускалось, что "слив" информации об израильских планах в отношении Сирии был произведен Соединенными Штатами для того, чтобы вынудить Насера сосредоточиться на конфликте с Израилем и тем самым ослабить египетское давление на арабские монархии и, в частности, на государства Персидского залива. Другая конспирологическая версия строилась на том, что Израиль сам запустил дезинформацию о своих военных приготовлениях в районе сирийской границы, желая спровоцировать Египет на шаги, которые дадут Израилю легитимный повод начать войну и расширить свои границы. Нечто подобное утверждалось впоследствии отставными сотрудниками советских спецслужб, упоминавшими о том, что информация, полученная израильской резидентурой КГБ, была пущена Семеновым в ход без необходимой в подобных случаях дополнительной проверки".

Еще одна теория относительно советских намерений, не упоминаемая Михаэлем Ореном, но хорошо известная читателям русскоязычных израильских СМИ и, кажется, популярная у них, была представлена Изабеллой Гинор и Гидеоном Ремезом, супружеской парой журналистов-исследователей. Cуть этой теории, изложенной в книге "Фоксбаты над Димоной" (2007), в многочисленных интервью ее авторов и в созданном Ремезом фильме с таким же названием, состоит следующем. 

Подталкивая Насера к возвращению египетских войск на Синай и к другим шагам, которые должны были убедить израильское руководство в том, что арабы готовятся начать большую войну, СССР намеренно провоцировал Израиль на нанесение превентивного удара по Египту. В Москве полагали, что Египет будет способен выдержать этот удар, сохранив достаточную боеспособность своей армии. Результатом первого израильского удара должна была стать ситуация, при которой Израиль будет признан агрессором, а СССР получит легитимную возможность осуществить прямое вмешательство в ближневосточную войну на стороне арабских стран. Такое вмешательство подразумевало высадку советских десантных групп на побережье Израиля и нанесение ударов с воздуха по его стратегическим объектам, первым в числе которых должен был стать атомный реактор в Димоне. 

Естественное предположение о том, что такое вмешательство ставило СССР перед угрозой прямой конфронтацией с США, Ремез и Гинор отвергают, ссылаясь на позицию Белого дома, согласно которой Соединенные Штаты не придут на помощь Израилю, если израильтяне ударят первыми. Кроме того, полагают авторы, негативное отношение Вашингтона к ядерной программе Израиля позволяло советским руководителям считать, что американцы не вступят в войну, целью которой является уничтожение израильского ядерного потенциала.

Далее, Ремез и Гинор утверждают, что египтяне боялись вступать в войну по предложенному Советским Союзом сценарию. Они планировали сами начать военные действия 26 мая, однако советские лидеры заставили их подчиниться своему замыслу. Желая убедить египетское руководство в серьезности своего намерения вмешаться в войну на стороне арабов, Москва санкционировала разведывательный полет над Димоной двух своих высотных истребителей-перехватчиков МиГ-25 (в классификации НАТО Foxbat, или "летучая мышь"), находившихся тогда на стадии испытания опытных образцов. Эти новейшие самолеты были приняты израильтянами за египетские МиГ-21, и факт непосредственной вовлеченности СССР в военно-политический кризис на Ближнем Востоке остался тогда невыявленным. 

Египтяне не отказались полностью от своего намерения первыми атаковать Израиль, но согласились отложить начало своей операции до 7 июня. Этот замысел Насера был сорван упреждающим израильским ударом, который, вопреки ожиданиям СССР, оказался поистине сокрушительным. Его главным, с точки зрения Кремля, результатом явилось разрушение арабских аэродромов, лишившее советские истребители возможности базироваться в Египте и Сирии. Без прикрытия истребителей советские бомбардировщики, способные долететь до Израиля со своих баз в Советском Союзе, были бы обречены в израильском небе, и поэтому, утверждают авторы, план прямого вмешательства СССР в войну на Ближнем Востоке не был реализован.

Некоторые из фактов, на которые Гинор и Ремез опираются в своих рассуждениях, могут оказаться достоверными, но их едва ли достаточно для обоснования столь масштабной теории. В то же время противоречащие данной теории факты игнорируются ее авторами. Так, ими дается альтернативное объяснение попыткам Москвы удержать Египет от нанесения первого удара (хотя этот факт и раньше объяснялся вполне удовлетворительным образом), но не дается убедительного ответа на вопрос о том, почему СССР столь же активно пытался предотвратить первый удар Израиля. При этом действия Кремля в указанном направлении, включая экстренный ночной визит советского посла в Тель-Авиве к премьер-министру Леви Эшколю 27 мая и передававшиеся израильскому правительству через США предостережения Косыгина, вовсе не выглядят показными маневрами.

Гинор и Ремез также не объясняют своей убежденности в том, что советское руководство и мысли не допускало о возможности нанесения Израилем упреждающего удара по арабским аэродромам. В следующей части данного очерка будет показано, что именно такой вариант вступления в большую войну был интегральным элементом израильского оперативного планирования. Допустим, в Москве не знали израильских планов, но много ли требовалось для того, чтобы предположить такую возможность? Если Египет и Сирия замышляли начать войну ударом по израильским аэродромам, почему Израиль должен был мыслить иначе? На каком основании советским генералам следовало верить в то, что Израиль начнет военные действия наступлением своих танков и лишь затем озаботится противоборством с авиацией противника?

Такое же недоумение вызывает уверенность авторов в том, что Советский Союз мог считать пренебрежимо малой вероятность американского вмешательства в ближневосточную войну в ответ на прямую военную интервенцию СССР. Позиция США, согласно которой "Израиль не останется один, если не станет действовать в одиночку", была сформулирована уже после того, как Египет ввел свои войска на Синай и перекрыл Тиранский пролив для израильского судоходства. На чем основывалась априорная уверенность советских руководителей в том, что США поведут себя именно так? 

Кроме того, данная позиция оглашалась в связи с возможным неблагоприятным для Израиля исходом войны с арабами, но означала ли она, что США останутся в стороне также и в случае прямого вмешательства Москвы в ближневосточный конфликт? В последний день войны, когда СССР, встревоженный израильским наступлением в Сирии, уже изъявившей согласие на немедленное прекращение огня, потребовал от Израиля прекратить военные действия и совершил некоторые телодвижения в поддержку своего требования, американцы ответили на них параллельными телодвижениями Шестого флота. Из этого, кажется, следует, что США не имели намерения уступать ближневосточную арену эксклюзивному военному вмешательству Кремля.

За четыре с половиной года до Шестидневной войны Соединенные Штаты и Советский Союз едва избежали прямого военного столкновения в ситуации Карибского кризиса, и кажется малоубедительным предположение о том, что Москва добровольно пошла бы на риск войны с США в Средиземноморском бассейне. В заданной неподконтрольными обстоятельствами - или, что почти то же самое, собственными ошибками - ситуации логика холодной войны не раз диктовала ее участникам необходимость жесткого поведения, но сознательно взвинтить вероятность немедленной конфронтации с ядерной сверхдержавой?

Гинор и Ремез считают, что причиной рискованной советской игры было желание уничтожить атомный реактор в Димоне прежде, чем он позволит Израилю создать ядерное оружие. Для обоснования этого тезиса ими используются значительно более поздние и не всегда надежные публикации о стратегических возможностях израильской ядерной программы. То, что Димона Москву беспокоила, не вызывает сомнений, но, кажется, все-таки не настолько, чтобы ввязываться из-за нее в опасную игру с исключительно высокими ставками. 

Справедливости ради отметим, что рассматриваемая гипотеза вполне сопоставима с другими спекулятивными теориями и даже выигрывает в сравнении с некоторыми из них, поскольку она, игнорируя многие неудобные факты и оставляя без ответов существенные вопросы, все же выстраивает не лишенную правдоподобия логику поведения СССР, тогда как, допустим, объяснение действий Кремля в мае 1967 года через необходимость противостоять китайскому влиянию на Ближнем Востоке просто оставляет читателя в недоумении. И все же до реальной убедительности этой теории далеко. 

Многие авторы, включая Михаэля Орена, объясняют противоречивость советского поведения в рассматриваемый период как результат столкновения разных подходов к ближневосточным проблемам, которых придерживались различные группы в политическом руководстве СССР. Военной группе во главе с маршалом Гречко при этом приписывается самый воинственный настрой в отношении Израиля. Автор данного очерка не обладает достаточными познаниями для того, чтобы судить о закулисной стороне процесса принятия решений в Москве в мае-июне 1967 года, но при этом находит, что СССР имел в лице Сирии своего главного союзника на Ближнем Востоке и был реально озабочен ее судьбой. Причины для такой озабоченности у Москвы были, поскольку о возможности крупной израильской операции против Сирии, целью которой станет свержение ее режима, в тот период, на фоне поощряемых Дамаском диверсий ФАТХа и постоянных инцидентов в районе израильско-сирийской границы, уже совершенно открыто говорили ведущие политические и военные руководители Израиля. Самым разумным способом уберечь Сирию от израильского удара было бы твердое понуждение ее руководства к сдержанному поведению в пограничном районе и к обузданию ФАТХа, но СССР, очевидно, считал, что перманентная напряженность на Ближнем Востоке служит его интересам. При таком подходе средством защитить Сирию становилось недопущение ситуации, при которой Египет останется в стороне в случае возникновения прямой угрозы этой стране. 

* * *
Была ли в середине мая 1967 года причина считать, что такая угроза возникла? Конкретно тогда операция против Сирии Израилем не готовилась, и ни экстраординарной мобилизации, ни сосредоточения войск вблизи сирийской границы им не производилось. Напротив, Израиль старался "охладить" ситуацию в пограничном районе после интенсивных боев 7 апреля. По следам этих событий к сирийской границе были направлены две дополнительные танковые роты, но две роты (порядка двадцати танков) – это не десять-двенадцать бригад, о которых Садату сообщили в Москве и которые насчитывали по штатам военного времени 40 тысяч военнослужащих и порядка 3000 армейских машин, включая бронетехнику и артиллерию.

С приближением Дня Независимости в израильских частях, находившихся на оперативном дежурстве в районе сирийской границы, была объявлена повышенная боеготовность, но это было стандартной мерой в период праздников. Таким образом, в фактическом отношении советское предупреждение было ложным.

Было ли оно лживым? В рассматриваемый период у Израиля имелось три плана военных действий на случай крайнего обострения конфликта с Сирией. Самый радикальный из них, "Гарзéн" ("Топор"), предусматривал уничтожение сирийской армии и захват Дамаска. Второй план, "Мелькахáим" ("Клещи"), предусматривал уничтожение основной части сирийской армии и захват Голанского плато без дальнейшего продвижения к Дамаску. Третий план, "Меркáхат" ("Аптека"), носил самый умеренный характер: им предусматривался захват зоны сирийских работ по отводу истоков Иордана. 

Переданные Египту и Сирии данные советской разведки достаточно точно отражали состав и численность сил, предназначавшихся для осуществления операции против Сирии планом "Мелькахáим": три танковые, две механизированные, две воздушно-десантные, три пехотные бригады и отдельный танковый батальон Северного военного округа. Но ни этот оперативный план, требовавший мобилизации очень большого числа резервистов, ни какой-либо другой не был задействован Израилем в мае 1967 года. Допустив, что советской разведке были в общих чертах известны принципы израильского оперативного планирования, можно предположить, что она произвела опрометчивое сложение этих принципов с непроверенными сообщениями ближневосточной агентуры КГБ и с прозвучавшими в мае резкими заявлениями израильских руководителей. Такое сложение могло убедить ее в том, что крупная израильская операция против Сирии начнется в самое ближайшее время. В этом случае речь идет об ошибке. 

Но нельзя исключить и того, что считая израильскую операцию неизбежной в более или менее отдаленном будущем, в Москве сознательно пренебрегли проверкой фактов и решили форсировать развитие событий, т.е. навязать Египту роль гаранта неприкосновенности Сирии, несмотря на связанную с этим угрозу войны. Такая трактовка подразумевает, что советское предупреждение было лживым.

Однако даже из этого предположения не следует автоматически, что СССР был заинтересован в большой региональной войне. Судя по последующим шагам советского руководства, в мае-июне 1967 года Москва войны не хотела, но это вовсе не делает ее образцом политической добродетели. Совокупность релевантных фактов подводит к выводу о том, что интересам Кремля в наибольшей степени отвечал вариант, при котором возможность израильской операции против Сирии будет блокирована постоянным присутствием египетских войск на Синае, а Дамаск продолжит политику поощрения палестинского террора и конфронтации с Израилем в пограничном районе. Обусловленная таким положением вещей перманентная напряженность на Ближнем Востоке ослабляла Израиль, закрепляла зависимость арабских стран от СССР и обеспечивала сирийскому режиму Джадида и Асада наилучшие условия для мобилизации внутренней поддержки. 

Рано или поздно это привело бы к войне, тем более вероятной из-за того, что с возвращением египетских войск на Синай и удалением оттуда наблюдателей ООН Насер лишался "фартука", позволявшего ему блокировать действия диверсантов ФАТХа из сектора Газы. Отложенная война могла разразиться в менее благоприятных для Израиля условиях и привести к иным результатам, поэтому с израильской точки зрения безусловным благом является то, что майский кризис 1967 года завершился именно так, как он завершился. Но напрасным был бы и поиск тонкого израильского умысла, который через нагнетание конфликта с Сирией и сознательное дезинформирование советской разведки неуклонно вел Ближний Восток к большой региональной войне. Шестидневная война явилась следствием множества ошибок, допущенных многими игроками в оценке намерений и возможностей своих противников и партнеров. На наше счастье сумма этих ошибок дала положительный результат.

Часть V. "Всеобщий случай"

Упомянув в предыдущей части данного очерка о военных планах, имевшихся у Израиля на случай крайнего обострения конфликта с Сирией, мы вплотную подошли к нашей следующей теме: характеристике угроз, с которыми сталкивался Израиль в шестидесятые годы прошлого века, и связанных с ними аспектов израильского оперативного планирования. В этой части очерка нашим основным источником станет книга военного историка Шимона Голана "Война на три фронта: принятие решений высшим командованием ЦАХАЛа в Шестидневную войну" (издательство "Маарахот", иврит, 2007). 

Актуальная иерархия военных угроз выглядела в то время в глазах израильского руководства следующим образом: Египет, Иордания, Сирия. При этом стратегическая угроза как таковая связывалась Израилем только с Египтом и Иорданией. Сирия, несмотря на остроту текущего конфликта с ней в пограничном районе, не рассматривалась командованием ЦАХАЛа как сторона, способная угрожать существованию Израиля или безопасности его жизненно важных объектов. Что же до Ливана, то он воспринимался как заведомо третьестепенный субъект ближневосточной политики, поведение которого не станет фактором качественного усиления угроз, с которыми столкнется Израиль в случае большой региональной войны.

Оперативные планы Израиля относились ко всем граничащим с ним государствам. Наряду с вариантами локального столкновения с одним из них, израильскими оперативными планами предусматривались различные варианты военного столкновения с арабской коалицией того или иного состава, включая вариант, при котором Израилю придется одновременно вести войну сразу со всеми граничащими с ним государствами и с экспедиционными силами других государств, не имеющих общей границы с Израилем (т.н. "всеобщий случай"). Классификация оперативных планов израильского военного командования может быть произведена и по признаку их оборонительного или наступательного характера, но все они – оборонительные и наступательные, частные и расчитанные на "всеобщий случай" - основывались на нескольких общих принципах: 

1. Государство Израиль не начнет по собственной инициативе войну с целью улучшения своих границ.
2. В силу стратегических ограничений, обусловленных существующими границами Израиля, в ситуации неизбежной войны
а) Израиль начнет войну превентивным ударом;
б) если война начнется иным образом, Израиль окажется перед необходимостью как можно скорее перенести военные действия на территорию противника.
3. География Израиля и соотношение сил между Израилем и его вероятными противниками диктуют необходимость сосредоточения начальных усилий ЦАХАЛа на одном из фронтов, причем таковое должно производиться с учетом последующей необходимости скорейшего переноса военных усилий на другой фронт.
4. Война должна обеспечить Израилю максимум достижений за минимум времени, потому что, во-первых, США и СССР не допустят долгой большой войны на Ближнем Востоке и, во-вторых, потому, что мобилизация сил, которые потребуются Израилю в случае войны, окажет парализующее воздействие на его хозяйство и экономику.

Указанными принципами определялись как приоритеты Израиля в воспросах строительства вооруженных сил, так и распределение имевшихся у него сил в рамках реализации того или иного оперативного плана. Финансовые и организационные приоритеты в развитии ЦАХАЛа выглядели в то время следующим образом: 

• военно-воздушные силы; 
• бронетанковые войска; 
• воздушно-десантные части; 
• все остальное. 

Авиации отдавалось предпочтение и в том, что касается выбора часа Ч, т.е. времени начала боевых действий: час Ч должен был обеспечить израильским ВВС возможность максимально использовать фактор внезапности. Уничтожение авиации противника на аэродромах было неотъемлемым элементом почти всех оперативных планов Израиля и, как следствие, час Ч для сухопутных сил ЦАХАЛа почти в любом варианте следовал за часом Ч израильских ВВС, даже если этим сокращались вероятные оперативные достижения наземных частей. 

Вследствие указанного выше в пункте 3, распределение наличествующих у Израиля сил и средств должно было производиться так, что на фронтах, где Израилем не ведется в данный момент активных наступательных действий, оставались минимальные силы, несмотря на связанную с этим опасность. 

Дополнительный момент в оперативных планах Израиля был связан с наличием некоторых особенно проблематичных "искривлений" в линии прекращения огня 1949 года, известной как "зеленая черта". К числу таковых относились все демилитаризованные зоны у сирийской границы, Латрунский выступ, израильский анклав на горе Скопус в Иерусалиме и некоторые другие участки. В случае войны израильский Генеральный штаб стремился осуществить выгодное Израилю выправление границ на этих участках.

Военная угроза со стороны Египта считалась первостепенной, поскольку Египет, крупнейшая страна арабского мира, также имел и сильнейшую армию, которая, единственная из арабских армий, была способна предпринять серьезную наступательную операцию вглубь израильской территории, размеры которой были таковы, что успех одной такой операции мог оказаться смертельным для Израиля. Опасность усугублялась тем, что рельеф израильской территории, примыкающей к сектору Газы и к северному участку границы с Египтом, благоприятствовал бы успеху египетского наступления: отсутствие серьезных топографических препятствий на пути к Тель-Авиву лишало ЦАХАЛ возможности закрепиться на естественных рубежах.

Статус Иордании как источника второй по значению угрозы Израилю был обусловлен не мощью иорданской армии (весьма ограниченной), а контуром "зеленой черты", позволявшим противнику претендовать на достижение стратегического результата сравнительно малыми силами. Иорданские войска, базировавшиеся в Восточном Иерусалиме и в ближайших к нему районах, могли сразу же атаковать столицу Израиля. Иорданские силы также могли угрожать главной автодороге, связывавшей Иерусалим с Тель-Авивом; оптимальные условия для этого были в районе Латрунского выступа. Далее, в районе Нетании и Кфар-Сабы иорданские силы были способны коротким рывком преодолеть 15-километровое расстояние от "зеленой черты" до Средиземного моря и рассечь территорию Израиля надвое. В угрожаемой зоне находились Тель-Авив и единственный международный аэропорт страны. Наконец, даже не начиная решительного наземного наступления, Иордания была способна поражать артиллерийским огнем важнейшие военные аэродромы и другие стратегические объекты Израиля. 

Ясно, что атаковать Израиль указанным образом Иордания могла лишь совместно с другими арабскими странами. Но, во-первых, именно такой вариант считался наиболее вероятным и, во-вторых, даже в отсутствие активных действий противника на других фронтах исходившая от Иордании опасность приобретала критический характер с появлением иностранных войск на ее территории.

Сирия стояла на третьем месте в списке угроз, поскольку угрожать самому существованию Израиля и/или безопасности его стратегических объектов она не могла из-за относительной слабости своей армии и удаленности сирийской границы от жизненно важных центров еврейского государства. Кроме того, топографические условия на севере Израиля облегчали задачу обороняющейся стороны, позволяя ей опираться на естественные препятствия, и затрудняли действия наступающих войск. Итог вышесказанному можно подвести словами Моше Даяна: "Египет силен, но относительно удален; Иордания - слаба, но слишком близка; Сирия - слаба и удалена". Вместе с тем в варианте "всеобщий случай" исходившая от Сирии угроза могла оказаться очень серьезной.

* * *
Итак, "всеобщий случай": согласованное, координируемое и управляемое из единого центра выступление арабских армий против Израиля, имеющее своей целью уничтожение еврейского государства. Именно этот вариант рассматривался как основной в рамках израильского плана обороны страны, разработанного вскоре после Войны за независимость и многократно уточнявшегося в последующий период. Последняя перед Шестидневной войной коррекция этого плана была произведена во второй половине 1966 года. 

Планом рассматривались два основных сценария вероятных действий противника. В обоих случаях подразумевалось "единовременное или поэтапное начало боевых действий всеми арабскими армиями, которые, выступив с территории египетского Синая, Иордании, Сирии и, возможно, Ливана, осуществят вторжение в Израиль", но при этом в одном сценарии основой служил вариант, про котором арабские армии поставят своей первоочередной задачей захват густонаселенных районов Израиля, а в другом – рассечение израильской территории. Иначе говоря, первый сценарий строился вокруг арабской попытки прорыва к Тель-Авиву и Хайфе, при параллельном захвате или окружении Иерусалима, а второй – вокруг попытки рассечь территорию Израиля по трем линиям: Ниццана - Беэр-Шева – Хеврон; Туль-Карем – Нетанья; южное основание Галилейского выступа. Во втором случае также ожидалось, что арабские армии попытаются захватить основные густонаселенные районы Израиля, но уже после того, как израильская территория будет рассечена ими на три-четыре части.

За Египтом предполагалась способность одновременно наносить удары на двух направлениях силами свыше дивизии на каждом, за Иорданией и Сирией – способность наносить удары силами нескольких бригад. В наиболее опасном для Израиля случае к этому могло добавиться наступление иракской дивизии с территории Иордании, но вариант совместного иракско-иорданского наступления считался маловероятным, поскольку отношения между арабскими странами в конце 1966 года затрудняли его реализацию.

Оба сценария, относящихся ко "всеобщему случаю", предполагали, что военно-воздушные и военно-морские силы арабских государств, помимо решения своих общих задач, связанных с борьбой за господство в воздухе и на море, будут использованы для высадки воздушных и морских десантов на территории Израиля. Наиболее вероятным считалось, что противник попытается осуществить захват основных перекрестков и других пунктов, важных для успеха его оперативных усилий, десантными группами батальонного уровня. Ожидалось также, что противник попытается затруднить передвижение израильских войск и вызвать панику среду гражданского населения Израиля с помощью имеющихся у него специальных подразделений. Весьма вероятным считалось, что началу наземного наступления будут предшествовать воздушные и ракетные удары, с помощью которых противник попытается затруднить процесс мобилизации и развертывания резервистских частей ЦАХАЛа. 

С учетом обоих сценариев вероятных действий противника, существующего соотношения сил и географических условий страны был разработан план развертывания израильских войск, получивший название "Садáн" ("Наковальня"). Ориентированный в первую очередь на решение оборонительных задач, он вместе с тем оставлял возможность быстрого перехода к наступательным действиям. Сроки развертывания определялись предположением о том, что командование ЦАХАЛа узнáет о готовящемся наступлении Египта за четыре-шесть дней до его начала в ситуации, когда основная часть египетской армии находится в районе Каира, и за два-четыре дня до его начала, если Египет уже развернул основную часть своих сил на Синае и вблизи Суэцкого канала. 

Планом "Садан" не предусматривалось гибкой обороны, допускающей тактическую уступку противнику части израильской территории; силы ЦАХАЛа должны были упорно держаться у пограничных рубежей и при необходимости строить свою оборону с опорой на населенные пункты. В ходе оборонительных боев надлежало остановить армии противника, уничтожить значительную часть его сил и обеспечить условия для скорейшего переноса боевых действий на его территорию. С началом израильского контрнаступления первоочередной задачей ЦАХАЛа становился разгром египетской и/или иорданской армии; на остальных фронтах израильским силам надлежало сдерживать противника.

Рассчитывать на победу над арабскими армиями Израиль мог только в случае предельного напряжения своих мобилизационных ресурсов. В дополнение к 54 тысячам солдат и офицеров кадровой армии в ЦАХАЛ призывалось 210 тысяч резервистов, после чего его численный состав достигал 264 тысяч военнослужащих. Для трезвой оценки данного факта необходимо учитывать, что в этом случае под ружье становилось 9,5% населения Израиля и свыше 11% его еврейского населения. За вычетом ультраортодоксов, не участвовавших в военных усилиях государства, мобилизационная нагрузка, ложившаяся на плечи военнообязанной части еврейского общества, была еще более значительной. 

Для сравнения: во Вторую мировую войну Красная Армия достигла своей максимальной численности, 11,365 млн военнослужащих, в начале 1945 года. К этому времени территория Советского Союза была полностью освобождена, и мобилизационной базой РККА служило все его население, численность которого оценивалась год спустя в 172 млн человек. Учитывая людские потери последнего года войны в Европе и советской операции против Японии, еще не восполнявшиеся послевоенным ростом рождаемости, естественно предположить, что в начале 1945 года численность населения СССР составляла порядка 171,2 млн человек. Сопоставление этих данных показывает, что максимальная численность РККА составляла не более 6,7% от численности населения СССР в соответствующий период. 

Приведенное сравнение позволяет понять, что штатная комплектация воинских частей и подразделений, которые следовало развернуть по плану "Садан", производилось на последнем пределе мобилизационных возможностей Израиля. Оставаться в таком положении более или менее длительный срок Израиль не мог. Региональный политический кризис, заставивший Израиль произвести полную мобилизацию резервистов, должен был разрешиться мирными средствами или войной в течение короткого времени. В противном случае Израиль обрекал себя на поражение, не сделав ни единого выстрела: остановившиеся предприятия, прерванный цикл сельскохозяйственных работ, бессмысленная растрата запасов топлива, продовольствия и пр. делали такой исход неизбежным.

* * *
С завершением мобилизации Израиль мог вывести на позиции четыре дивизии, одиннадцать отдельных бригад и несколько отдельных батальонов; эти соединения, части и подразделения комплектовались и дислоцировались по плану "Садан" следующим образом:

Южный военный округ

• 31-я дивизия в составе одной танковой, одной пехотной и одной десантной бригад и одной роты из состава отдельного танкового батальона ЮВО разворачивалась у границ сектора Газы;
• 38-я дивизия в составе одной танковой и одной пехотной бригад, двух батальонов пехоты и двух рот из состава отдельного танкового батальона ЮВО разворачивалась в районе Ниццаны;
• 84-я дивизия в составе двух танковых и одной механизированной бригад составляла основную маневренную силу ЮВО и сосредотачивалась южнее Беэр-Шевы;
• одна танковая бригада составляла резерв главного командования на территории ЮВО и сосредотачивалась южнее Ашдода.
Центральный военный округ
• четыре пехотные бригады и отдельный танковый батальон ЦВО разворачивались в Иерусалимском коридоре и вдоль "зеленой черты" на участке от Латруна до Хадеры;
• две десантные бригады составляли резерв главного командования на территории ЮВО и сосредотачивались в Тель-Нофе и Рамле.

Северный военный округ

• 36-я дивизия в составе одной танковой, одной механизированной и одной пехотной бригад сосредотачивалась в глубине Галилеи и составляла главную маневренную силу СВО, предназначенную для вероятных действий на трех направлениях - ливанском, сирийском и иорданском;
• две пехотные бригады и отдельный танковый батальон СВО разворачивались вдоль сирийской границы и северного участка иорданской границы;
• одна танковая бригада составляла резерв главного командования на территории СВО и сосредотачивалась в районе Хайфы.

"Голани", первая и единственная в то время кадровая пехотная бригада ЦАХАЛа, должна была прикрывать развертывание сил СВО, а затем отойти в резерв главного командования с различными, по обстоятельствам, вариантами дислокации. Таким образом, с завершением мобилизации и развертывания по плану "Садан" резерв главного командования (РГК) должны были составить две танковые, две десантные (одна из них кадровая) и одна пехотная бригады. Проведение операций в тылу противника возлагалось на спецподразделение Генштаба (Сайерет Маткаль) и разведроты десантных бригад РГК. Выполнение задач, имитирующих сосредоточение и переброску войск в целях дезинформации противника, возлагалось на управление 49-й дивизии, не имевшей собственных частей.

Таким образом, всего в составе сухопутных сил ЦАХАЛа было 22 бригады: семь танковых, две механизированные, три десантные и десять пехотных, включая бригады территориальной обороны. Вместе с отдельными батальонами и другими подразделениями, дающими в общей сложности силу, эквивалентную двум бригадам, боевой потенциал израильских сухопутных сил соответствовал 24 расчетным бригадам, имевшим на вооружении порядка 1100 танков и 960 артиллерийских орудий.

В составе израильских ВВС было, в случае доведения до полной исправности максимально возможного числа самолетов, 203 истребителя-бомбардировщика и 42 учебно-боевых самолета (часть из них использовалась Израилем как самолеты тактической поддержки сухопутных войск). Всего же, вместе с военно-транспортными самолетами, вертолетами и т.п., в составе израильских ВВС было 412 летательных аппаратов. Наконец, в составе израильских ВМС было три эсминца, три подводные лодки, девять торпедных катеров, два сторожевых корабля, два вооруженных рыболовецких судна, тринадцать десантных кораблей (в очень широком смысле определения "десантный корабль") и подразделение морских коммандос.

* * *
К числу вероятных противников ЦАХАЛа в варианте "всеобщий случай" относились армии Египта, Иордании, Сирии, Ирака и Ливана, численность и оснащенность которых оценивалась израильским Генштабом следующим образом:

Вооруженные силы Египта

Общая численность египетской армии составляла 240 тысяч военнослужащих. Сухопутные силы Египта составляли одна танковая дивизия (в нее входили две бригады средних танков и одна механизированная бригада), четыре пехотные дивизии (по три бригады в каждой), три отдельные бригады средних танков, отдельная бригада тяжелых танков, восемь отдельных пехотных бригад, от четырех до шести резервистских бригад и четыре полка мотопехоты. В составе египетской армии также имелось управление танковой дивизии, не имевшей своих частей. К силам специального назначения относились воздушно-десантная бригада из пяти батальонов и шестнадцать отдельных батальонов коммандос. Кроме того, в секторе Газы под египетским командованием находились две палестинские пехотные бригады, подразделения национальной гвардии и "отряды народного сопротивления". 

Таким образом, всего в составе сухопутных войск Египта, без учета артиллерии, было 35 бригад: шесть танковых, одна механизированная, одна воздушно-десантная и 27 пехотных. Вместе с полками мотопехоты (т.н. фудж), отдельными батальонами коммандос и другими подразделениями, дающими в общей сложности силу, эквивалентную шести бригадам, боевой потенциал египетских сухопутных войск примерно соответствовал 41 расчетной бригаде. На вооружении этих сил имелось порядка 1050 танков, половина из которых придавалась пехотным бригадам, и 1100 артиллерийских орудий. 

Египетская артиллерия была организована по бригадному принципу: одиннадцать бригад, в т.ч. семь бригад полевой артиллерии, три бригады артиллерии средних калибров и одна бригада зенитной артиллерии. Она также включала пять дивизионов тяжелых минометов, четыре дивизиона РСЗО и четыре дивизиона, вооруженных противотанковыми ракетами "Шмель". По соображениям методологической унификации эти силы не учитываются в числе египетских расчетных бригад, поскольку израильская артиллерия не была организована по бригадному принципу; артиллерийские батальоны (дивизионы) ЦАХАЛа, имевшие каждый - три батареи из шести орудий, действовали в состабе дивизий, танковых и механизированных бригад (так, в 84-й дивизии Исраэля Таля каждой бригаде был придан дивизион самоходных артиллерийских орудий) или находились в прямом подчинении округа.

Египетские ВВС насчитывали 242 истребителя-бомбардировщика, 57 бомбардировщиков, 83 военно-транспортных самолетов, 39 вертолетов. На вооружении египетских ВМС находились семь эсминцев, два фрегата, одиннадцать подводных лодок, восемнадцать ракетных катеров, 33 торпедных катера.

Вооруженные силы Иордании

Общая численность иорданской армии составляла 55 тысяч военнослужащих. Сухопутные силы Иордании составляли две танковые бригады (по два танковых батальона и два батальона мотопехоты в каждой), два отдельных танковых батальона, девять пехотных бригад, бригада королевской гвардии, шесть дивизионов полевой артиллерии, дивизион тяжелой артиллерии, два дивизиона самоходных артиллерийских орудий, шесть минометных батальонов. Таким образом, всего в составе сухопутных войск Иордании, без учета артиллерии, было 12 бригад: две танковые и десять пехотных, включая бригаду королевской гвардии. Вместе с отдельными батальонами и другими подразделениями, дающими в общей сложности силу, эквивалентную одной бригаде, боевой потенциал иорданских сухопутных сил соответствовал 13 расчетным бригадам. На вооружении этих сил имелось порядка 300 танков и 345 артиллерийских орудий.

Иорданские ВВС насчитывали 24 истребителя-бомбардировщика, семь военно-транспортных самолетов и четыре вертолета. 

Вооруженные силы Сирии

Общая численность сирийской армии составляла 75 тысяч военнослужащих. В сухопутных силах Сирии было четыре управления дивизий, которые могли комплектоваться следующими частями и подразделениями: две танковые бригады, одна механизированная бригада, пять кадровых пехотных бригад, одна кадрированная пехотная бригада, шесть резервистских пехотных бригад, пять батальонов национальной гвардии, семнадцать (в том числе девять кадровых) артиллерийских дивизионов. Таким образом, всего в составе сухопутных войск Сирии, без учета артиллерии, было 15 бригад: две танковые, механизированная и двенадцать пехотных. Вместе с отдельными батальонами и другими подразделениями, дающими в общей сложности силу, эквивалентную двум бригадам, боевой потенциал сирийских сухопутных сил соответствовал 17 расчетным бригадам. На вооружении этих сил имелось порядка 450 танков и 400 артиллерийских орудий. 

Сирийские ВВС насчитывали 95 истребителей-бомбардировщиков, два бомбардировщика, пять военно-транспортных самолетов и десять вертолетов.

Вооруженные силы Ирака

Общая численность иракской армии составляла 177 тысяч военнослужащих. Сухопутные силы Ирака составляли одна танковая дивизия (две танковые и одна механизированная бригады), две пехотные дивизии (по три бригады в каждой) и две горнострелковые дивизии (также по три бригады). Таким образом, всего в составе сухопутных войск Ирака, без учета артиллерии, было 15 бригад: две танковые, одна механизированная, двенадцать пехотных и горнострелковых. На вооружении этих сил имелось порядка 560 танков и 600 артиллерийских орудий.

Иракские ВВС насчитывали 130 истребителей-бомбардировщиков, 21 бомбардировщик, 23 военно-транспортных самолета и 50 вертолетов.

Фактически экспедиционный корпус Ирак, переданный в конце мая - начале июня 1967 года под командование ОАК и направленный в Иорданию, включал одну усиленную дивизию, в состав которой вошли танковая, механизированная и две пехотные бригады, артиллерийский дивизион и батальон коммандос из базировавшихся в Ираке сил АОП. Одновременно с этим в Египет был переброшен военно-транспортными самолетами батальон иракской пехоты. Лишь небольшая часть из этих сил успела принять участие в сражениях Шестидневной войны. В боевых действиях против Израиля также принимали участие иракские ВВС.

Вооруженные силы Ливана

Общая численность ливанской армии составляла 20 тысяч военнослужащих. Сухопутные силы Ливана включали два танковых батальона, батальон рейдовой разведки, три отдельные роты танковой разведки, девять пехотных батальонов, два дивизиона полевой артиллерии, дивизион артиллерии средних калибров. Эти силы были эквивалентны 5 расчетным бригадам и на вооружении у них имелось порядка 100 танков и 60 артиллерийских орудий. Ливанские ВВС насчитывали 31 истребитель-бомбардировщик и пять вертолетов. Вооруженные силы Ливана не принимали участия в Шестидневной войне.

* * *
О планах возможных действий ЦАХАЛа в отношении Сирии уже говорилось в четвертой части данного очерка. На египетском направлении у израильского командования также было три основных оперативных плана. Один из них, "Кильшóн" ("Вилы"), предусматривал захват Синайского полуострова в ситуации, когда там уже сосредоточены и развернуты на боевых позициях египетские войска в составе пяти дивизий и шести отдельных бригад. Второй план, "Асиф" ("Сбор урожая"), предусматривал прорыв израильских сил к Шарм-аш-Шейху по побережью Акабского залива и установление контроля над зоной Тиранского пролива. Третий план, "Маппáль" ("Водопад"), предусматривал осуществление атак в зоне Суэцкого канала, и его реализация рассматривалась как возможное дополнение к наступательным действиям ЦАХАЛа в рамках плана "Кильшон". 

Захват Синая по плану "Кильшон" делился на три этапа. Первый, реализуемый в период Ч+24 часа, включал завоевание господства в воздухе, прорыв боевых порядков противника и начало наступления по двум направлениям: Рафиах - Эль-Ариш – Романи (вдоль береговой линии Средиземного моря) и к перевалу Митле. При этом к Митле планировалось наступать также по двум направлениям: через Бир-Хасану в центральной части Синая и по линии Ат-Тамад - Нахле со стороны Эйлата. На втором этапе, Ч+60, передовые силы ЦАХАЛа должны были выйти к Суэцкому каналу в районе Кантары на севере и Суэца на юге. Параллельно с этим в центральной части Синая планировалось уничтожение основных танковых сил Египта. На третьем этапе, от Ч+60 и далее, вышедшие к каналу силы ЦАХАЛа должны были наступать навстречу друг другу, встретиться у северной оконечности Большого Горького озера и закрепиться на позициях по всей линии канала и на северо-восточном побережье Суэцкого залива до Абу-Знеймы включительно. На третьем этапе также планировалось произвести зачистку основной территории Синая и полностью подготовиться к броску на юг с целью захвата Шарм-аш-Шейха. 

Общая продолжительность операции должна была составить шесть дней. Сосредоточение израильских сил, необходимых для реализации плана "Кильшон", следовало завершить за 12 часов до часа Ч, определяемого как раннее утро в день Д. При этом предполагалось, что арабские армии на других фронтах не начнут активных наступательных действий в случае успешного наступления ЦАХАЛа на Синае.

Оперативный план действий в отношении Иордании, пришедший на смену плану "Гранит" в октябре 1965 года, назывался "Паргóль" ("Хлыст"). Им предусматривался захват Восточного Иерусалима и полный или частичный захват Иудеи и Самарии силами трех военных округов при параллельном сдерживании противника на других фронтах. Реализация этого плана мыслилась в условиях неприемлемого для Израиля изменения ситуации в Иордании: падения хашимитского режима или появления на территории Иордании иностранных сил, имеющих своей целью вмешательство во внутреннюю борьбу за власть в Иордании или осуществление агрессии против Израиля. Другим условием реализации плана "Парголь" могло стать резкое обострение конфликта с Иорданией; например, блокада израильского анклава на горе Скопус иорданскими силами. 

Из опасения международного вмешательства в вооруженный конфликт Израиля с Иорданией боевые действия против последней планировалось вести так, чтобы Израиль обеспечил себе максимум военных и политических достижений за 12 часов. Таковыми должны были стать захват Восточного Иерусалима и прилегающих к нему горных районов, включая Рамаллу. Ожидавшиеся в связи с этим тактические трудности, равно как и необходимость достижения мгновенного результата, привели командование ЦАХАЛа к необходимости построить план "Парголь" с расчетом на то, что его реализация будет начата одними кадровыми частями, с подключением к боевым действиям резервистских частей по мере мобилизации таковых. Общая продолжительность операция должна была составить не более 72 часов даже в том случае, если иорданская армия сосредоточит максимум своих сил в Иудее и Самарии и займет заранее подготовленные оборонительные позиции.

Как уже отмечалось выше, у Израиля не было возможности одновременно решать задачи по осуществлению оперативных планов "Кильшон" (египетский фронт), "Парголь" (иорданский фронт) и "Мелькахаим" (сирийский фронт). С началом войны в варианте "всеобщий случай" следовало за шесть дней разгромить Египет, за три дня завершить операцию против Иордании и, при благоприятных условиях, провести наступление против Сирии, на которое отводилось два дня. Как мы знаем, в реальной истории Шести дней хватило на все.

Часть VI. Эскалация кризиса

Президента Насера и фельдмаршала Амера мы оставили утром 14 мая 1967 года, когда они, обсудив советское предупреждение о сосредоточении крупных израильских сил у сирийской границы, ненадолго расстались. Насер направился на встречу со своим главным советником по вопросам внешней политики д-ром Махмудом Фаузи, Амер - на заседание Генштаба. 

Консультация Фаузи потребовалась президенту в связи с вопросом о возможном удалении миротворческих сил ООН с территории Синая. Амер настаивал на таком решении, Насер все еще сомневался. Он понимал, что с уходом наблюдателей ООН боевики ФАТХа достаточно быстро спровоцируют Израиль на проведение крупной операции против Египта – даже в том случае, если к войне не приведут прочие действия Каира. Насер также осознавал, что с возвращением египетских войск в Шарм-аш-Шейх ему придется перекрыть Тиранский пролив для израильского судоходства, поскольку его солдаты не смогут равнодушно взирать на следующие в Эйлат и из Эйлата суда под израильским флагом. Хуже того, Насер понимал, что сам он не выдержит критики, которая воспоследует в арабских кругах в связи с ситуацией, при которой его войска, находясь в Шарм-аш-Шейхе, не пытаются перекрыть для Израиля Тиранский пролив. Таким образом, с удалением миротворческих сил ООН блокада пролива становилась практически неизбежной, а этот шаг почти гарантированно вел Египет к войне с Израилем.

Д-р Фаузи сообщил президенту, что, с точки зрения международного права, Египет свободен действовать по собственному усмотрению: Насер может потребовать вывода Чрезвычайных вооруженных сил ООН с Синайского полуострова без предварительного обсуждения данного вопроса на Генеральной Ассамблее или в Совбезе ООН. Однако, понимая озабоченность своего президента, Фаузи предложил, чтобы тот распорядился об удалении миротворцев ООН от синайской границы и их сосредоточении в секторе Газы и в Шарм-аш-Шейхе. Этим будет подчеркнут практический смысл египетского требования и завуалирована его политическая составляющая, полагал советник. Лучшим способом решения данной задачи он считал обращение к командовавшему ЧВС индийскому генералу Индару Рикхие, а не к генсеку ООН У Тану. Рекомендация д-ра Фаузи понравилась Насеру.

Тем временем на заседании египетского Генштаба вслед за начальником военной разведки Мухаммедом Ахмедом Садеком выступил фельдмаршал Амер. Он сразу же предложил ввести максимальную боеготовность на авиабазах и в дислоцированных вблизи израильской границы наземных частях, призвать резервистов и направить на Синай египетские войска, где они в течение ближайших 48-72 часов осуществят развертывание по оперативному плану "Кахер" ("Завоеватель"). Боевые порядки египетских войск на Синае должны быть оборонительными, но, подчеркивал Амер, с возможностью быстрого перехода к наступательным действиям. Одновременно с началом развертывания генерал-лейтенант Мухаммед Фаузи, начальник египетского Генштаба (не путать с д-ром Фаузи), должен был вылететь в Дамаск, где ему следовало заверить сирийских правителей в том, что Египет готов воевать вместе с Сирией против Израиля и что в случае войны все военные возможности Египта будут использованы для уничтожения израильских ВВС и завоевания израильской территории. 

В ранние послеполуденные часы началась реализация этого плана: в Египте было объявлено чрезвычайное положение, в армии и полиции отменены отпуска, студентам было запрещено выезжать за границу. Эти действия объяснялись "возросшей напряженностью в районе линии прекращения огня между Сирией и Израилем, сосредоточением крупных израильских сил вблизи этой линии и угрозами Тель-Авива в адрес Дамаска". Начиная с 14 часов 30 минут по улицам Каира проходили парадным маршем направлявшиеся на Синай воинские части. Если в феврале 1960 года переброска египетских войск на Синай осуществлялась скрытно и была обнаружена Израилем с большим опозданием (инцидент "Ротем"), то на этот раз Насером не предпринималось попыток скрыть военные приготовления: он лично приветствовал десятки тысяч солдат, проходивших у здания американского посольства в Каире.

Фельдмаршалом Амером уже был отдан секретный приказ, предписывавший египетским военачальником "тщательно следить за развитием политической и стратегической ситуации с целью выбора подходящего времени и места для начала успешных военных действий". В то же время публичный характер военных приготовлений Египта, видимо, отражал все еще остававшуюся у Насера надежду на то, что он сможет ограничиться демонстрацией силы и добиться крупной пропагандистской победы, избежав настоящей войны. Для этого следовало не допустить ситуации, при которой Израиль, напуганный тайной переброской египетских войск на Синай, немедленно примет решительные ответные меры. 

* * *
И действительно, на первых порах в Израиле не связывали больших опасений с действиями Египта. Вечером 14 мая, с началом праздничных мероприятий Дня Независимости, Ицхак Рабин получил первые сообщения разведки о начавшейся переправе прибывающих из-под Каира египетских войск на восточный берег Суэцкого канала. Действия Насера трактовались, по аналогии с инцидентом "Ротем", как попытка предупредить израильскую операцию против Сирии. Премьер-министр Леви Эшколь встретился с советским послом Дмитрием Чувахиным и заверил его в том, что Израиль, вопреки опасениям Кремля, не планирует операцию с целью захвата Дамаска. 

Послу было предложено совершить поездку по северным районам Израиля и убедиться в том, что там и намека нет на сосредоточение воинских сил, о котором Москва предупреждала Египет и Сирию. Скрыть вблизи сирийской границы двенадцать бригад – 40 тысяч солдат и 3000 армейских машин – физически невозможно, убеждал посла премьер-министр Израиля. Чувахин, не моргнув глазом, ответил на это, что его задача состоит в предъявлении советской позиции, а не в ее проверке. В дальнейшем израильское предложение Чувахину повторялось дважды, но он всякий раз отказывался от поездки в приграничный район.

15 мая Эшколь получил телеграмму из Вашингтона, в которой действия Насера оценивались как демонстративный шаг, не имеющий своей целью начало войны; Белый дом призывал Израиль реагировать сдержанно. Американская оценка в основном совпадала с израильской, но точка наблюдения у американцев и израильтян была разной, соответственно разной была и реакция. Сообщения разведки указывали на то, что переброска египетских войск на Синай осуществляется в очень крупных масштабах, и Рабин, встретившийся с премьер-министром на традиционно проводимом в День Независимости конкурсе знатоков Танаха, сказал Эшколю, что ситуация объективно требует начать призыв резервистов. Премьер-министр считал, что от широкой мобилизации следует пока воздержаться. 

Вечером 15 мая дома у начальника военной разведки (АМАН) генерал-майора Аарона Ярива состоялось совещание высших офицеров вверенной ему службы, на которое начальник Генерального штаба отправил главу своей канцелярии. Выслушав его доклад, Рабин приказал командующему бронетанковыми войсками Исраэлю Талю снарядить все танки, находившиеся на вооружении кадровых частей ЦАХАЛа, и подготовить их к срочной отправке на юг. Во избежание эскалации кризиса, разразившегося ввиду опасений, связанных с перспективой израильской операции против Сирии, в районе сирийской границы было решено предпринять минимальные меры предосторожности, усилив подразделения 2-й пехотной бригады.

Одновременно с этим послу США Уолтеру Барбуру и ряду других западных дипломатов было заявлено, что Израиль не осуществлял сосредоточения своих сил вблизи сирийской границы и что данное заявление израильского правительства, поддающееся надежной проверке, было бы уместно довести до сведения Каира, Дамаска и Москвы.

На следующий день, 16 мая, израильскому командованию стало известно, что дополнительно к 30 тысячам египетских военнослужащих, находившихся на Синае двумя днями ранее, и к 10 тысячам военнослужащих АОП в секторе Газы, на Синайском полуострове развертываются силы двух пехотных дивизий, с появлением которых численность египетских сил в данном районе увеличилась втрое, а количество находящихся там египетских танков достигло 400 (Израиль к тому времени сосредоточил на юге 213 танков). Отмечалось также, что еще две египетские дивизии, включая 4-ую танковую, находятся на западном берегу Суэцкого канала и что ими начата переправа подразделений на территорию Синая.

Масштабная концентрация войск сопровождалась все более воинственным тоном египетской пропаганды, твердившей, что "если Израиль решится зажечь пламя войны, он сгорит в нем дотла ", и еще более воинственным тоном пропаганды в Дамаске, уверявшей сирийцев в том, что "наша освободительная война не завершится иначе как уничтожением Израиля". События уже выходили за рамки использовавшейся аналогии с инцидентом "Ротем", и это заставило израильское командование впервые усомниться в оценке, трактовавшей действия Насера как демонстрацию силы.

Но зародившиеся сомнения еще не оформились в принципиально новую оценку событий, и составленный 16 мая доклад АМАНа гласил: "Относительно египетской готовности воевать вместе с Сирией - мы не видим достаточных причин менять нашу базисную оценку, согласно которой вмешательство Египта будет зависеть от масштаба наших действий в отношении Сирии... На основе имеющихся у нас сведений о намерениях Египта следует полагать, что египтяне вмешаются только в случае широкого [израильского] наступления, включающего захват и удержание [сирийской] территории".

Цитируемый доклад был представлен премьер-министром Эшколем правительству Израиля, собравшемуся на совещание вечером 16 мая. По итогам этого совещания не было принято никаких оперативных решений. Тем не менее, Эшколь дал начальнику Генштаба согласие на призыв одной резервистской танковой бригады и на проведение работ по минированию опасных участков в районе египетской границы в дневное время. Рабин также распорядился перебросить на юг кадровые части 84-й дивизии и зенитно-ракетные батареи "Хок", привести в полную боевую готовность все кадровые подразделения ПВО и приготовиться к введению в действие плана "Садан", о котором подробно говорилось в предыдущей части данного очерка.

* * *
Тем временем начальник египетского Генштаба Мухаммед Фаузи, вылетевший в Дамаск 14 мая, вернулся в Каир и доложил президенту о том, что он увидел и услышал в Сирии. Генерал Фаузи командовал военной академией в Гелиополисе в начале пятидесятых годов, когда Насер был одним из ее преподавателей, и к 1967 году он оставался одним из немногих военачальников, сохранявших лояльность лично Насеру, тогда как подавляющее большинство в египетском генералитете составляли назначенцы фельдмаршала Амера. То, что именно он был отправлен в Дамаск, в достаточной степени объяснялось его должностью, но возможно также, что Насер выбрал для этой миссии Мухаммеда Фаузи и потому, что хотел получить максимально объективную оценку происходящего в Сирии. Полагаться в данном вопросе на восторженных поклонников Амера президент не хотел.

Так или иначе, 16 мая генерал Фаузи, встретившийся в Дамаске со своим сирийским коллегой Ахмедом Суэдани, тщательно изучивший свежие аэрофотоснимки пограничного района и сам облетевший на разведывательном самолете район сирийской границы с Израилем, доложил президенту Насеру: "Ничего там нет. Вообще ничего. Никакого сосредоточения израильских сил". У Фаузи сложилось твердое впечатление о том, что сирийцы, отчаянно звавшие Египет на помощь, сами не были озабочены возможностью крупной израильской операции против Сирии. Их военные приготовления носили минимальный характер, в сирийской армии до сих пор не была объявлена повышенная боеготовность.

В центре внимания сирийской военной верхушки был в то время внутриполитический кризис, вызванный публикацией журнала "Джаишь аш-Шааб" ("Народная армия"), в которой Аллах был назван "мумифицированной игрушкой, место которой – на стенде исторического музея". Ответственного редактора тут же сняли с работы, объявили участником империалистической провокации и приговорили к пожизненному заключению, но негативный эффект публикации все еще ощущался в сирийской столице, на улицы которой только что вышли десятки тысяч негодующих демонстрантов. В общем, Фаузи заключил, что если Атасси, Джадид и Асад чего и боятся, то не израильского нападения.

Одновременно с Фаузи такую же информацию Насеру передал генерал Садек, начальник египетской военной разведки, отправивший завербованных его службой израильских арабов в северные районы Израиля. Проехавшись по Галилее, долине Хула и побережью Киннерета, агенты сообщили своим кураторам, что никаких признаков сосредоточения израильских сил в этих районах ими не обнаружено. К тому же сам Садек считал, что концентрация войск в описанном советской разведкой варианте "не оправдана ни тактически, ни стратегически".

Именно в этот момент Насер принял роковое решение, за которое он отвечает полностью, без возможности разделить вину с зарапортовавшейся советской разведкой. Доклады Фаузи и Садека давали ему возможность свернуть военные приготовления, отказаться от дальнейшего обострения кризиса, снизить градус воинственной пропаганды и постепенно вернуться к прежнему положению вещей, при котором на территории Синайского полуострова находился ограниченный египетский контингент. Советских товарищей можно было поблагодарить за заботу и вежливо известить о том, что переданная ими информация не подтвердилась. Вместо этого Насер повел себя так, будто он все еще верит в нависшую над Сирией угрозу. 

Можно предположить, что он опасался вернуть египетские войска с Синая после того, как они прошли парадным маршем по улицам Каира, вызвав взрыв эйфории повсюду в арабском мире и снова сделав его ультимативным героем арабов. Опасался свернуть пропаганду, которая уже трубила о скором разгроме Израиля, опасался интриг своего друга-соперника Амера, опасался новых обвинений в том, что он "прячется за фартуком миротворцев ООН". Так или иначе, 16 мая Насер сделал собственный выбор в пользу дальнейшего обострения кризиса. Возможно, он все еще рассчитывал произвести ремилитаризацию Синая без войны, т.е. взять максимум политических достижений по минимальной цене, но эти надежды, как и все последующие решения Насера, плохо соотносились с действительностью.

В тот же день генерал Фаузи направил следующее послание командующему силами ООН на Синае: "Довожу до Вашего сведения, что всем вооруженным силам Объединенной Арабской Республики мною приказано приготовиться к операции против Израиля, которая последует немедленно в случае враждебных действий последнего против какой-либо арабской страны. В соответствии с отданными мною приказами наши вооруженные силы уже сосредотачиваются на Синае вблизи нашей восточной границы. Желая гарантировать полную безопасность военнослужащих ООН, занимающих наблюдательные позиции у наших границ, прошу Вас распорядиться о немедленной эвакуации всех подчиненных Вам военнослужащих". 

Впоследствии утверждалось, что, ознакомившись с этим документом, Насер распорядился исправить его текст, заменив "эвакуацию" на "передислокацию" и удалив слово "всех" из последней фразы, т.е. привести уведомление Каира в такой вид, который оставил бы в силе опцию сохранения наблюдательных позиций ООН в Шарм-аш-Шейхе и Газе, в соответствии с упоминавшейся выше рекомендацией д-ра Фаузи. Но, если верить египетским мемуаристам, оригинальный текст уведомления уже был отправлен тогда генералу Рикхие. 

Некоторыми из египетских авторов прямо утверждалось, что ответственность за поспешную передачу уведомления командующему Чрезвычайными вооруженными силами ООН лежит на фельдмаршале Амере. Оценить достоверность этих свидетельств весьма непросто, поскольку обострившиеся после войны отношения Насера с Амером привели последнего к попытке военного переворота. Насер сумел обезвредить заговор, Амер был посажен под домашний арест 26 августа 1967 года и, по официальной версии, покончил с собой 14 сентября. Таким образом, у египетских мемуаристов, остававшихся в окружении Насера, был соблазн валить на мятежника все предвоенные ошибки Каира.

Вместе с тем заинтересованность Амера в доведении майского кризиса до прямого военного столкновения с Израилем не вызывает особых сомнений. Насер увлекся демонстрацией силы, вернувшей ему обожание арабов, но он все еще предпочитал вариант, при котором Израиль будет унижен и "поставлен на место" без решающей пробы сил. Иначе смотрел на ситуацию его военный министр. Амер давно утверждал, что Египет способен осуществить успешную наступательную операцию против Израиля, и теперь, с возвращением египетских войск на Синай, он пытался форсировать ее проведение. Для этого требовалось, чтобы командование египетской армии отказалось от дальнейшей приверженности оперативному плану "Кахер". 

Этот план, разработанный при участии советских военных специалистов во второй половине 1966 года, был рассчитан, вопреки своему названию, на решение оборонительных задач. Во всяком случае, первоначальная инициатива отдавалась планом "Кахер" в руки Израилю, тогда как целью египетских войск объявлялось уничтожение израильских сил на Синае и создание условий к последующему наступлению Египта вглубь израильской территории. С указанной целью египетским войскам следовало занять позиции в трех заранее подготовленных полосах обороны. Ближайшая к израильской границе полоса Газа - Рафиах – Абу-Агейла - Кусейма прикрывала равнинный участок северного Синая. Прорвав ее, ЦАХАЛ оказывался в пустыне, перед основной полосой египетской обороны, опиравшейся на линию укрепленных районов Эль-Ариш – Габель-Либани – Бир-Хасана. Расстояние между этими полосами составляло от 35 до 60 км на различных участках. Далее, в 60 км к западу от второй полосы, на линии горных перевалов Гиди и Митле и вблизи аэродромов Бир-Гафгафа (Рефидим) и Бир-Тамада разворачивались египетские резервы. 

Остановить вероятное наступление ЦАХАЛа надлежало на второй полосе - с использованием сосредоточенных за ней и в третьей полосе маневренных частей. Возможный израильский удар в направлении Бир-Хасаны и перевалов с юга предполагалось блокировать силами, которые сосредотачивались в Кантилле, Ат-Тамаде, Нахле, у горы Харим и в других районах Центрального Синая. Для защиты Шарм-аш-Шейха выделялись десантные, артиллерийские и саперные части, которым должны были оказывать огневую поддержку египетские ВМС. В боях на оборонительных рубежах египтяне рассчитывали перемолоть израильские войска, которые будут брошены на захват Синая, после чего планом "Кахер" предусматривалось начало "генерального наступления, в котором будут максимально использоваться тактические и стратегические резервы и посредством которого боевые действия будут перенесены на территорию противника, где вооруженными силами Египта будут нанесены сокрушительные удары по его жизненно важным районам".

Не отменяя развертывания египетских войск по плану "Кахер", Амер выдвинул собственный план под названием "Асад" ("Лев"), предусматривавший отсечение Южного Негева и Эйлата от основной израильской территории. Им также выказывалась поддержка планам "Фáхед" ("Гепард") и "Сáхем" ("Стрела"). Первый из них строился вокруг идеи глубокого танкового прорыва в сторону Тель-Авива, второй предусматривал уничтожение израильских поселений Северо-Западного Негева посредством воздушных бомбардировок. Следует также отметить, что уже первая директива от 14 мая 1967 года, санкционировавшая перенос на Синай передовых авиабаз в рамках развертывания египетских сил по плану "Кахер", подразумевала возможность мгновенного перехода к реализации плана "Асад" египетскими ВВС.

* * *
Первоначальная численность Чрезвычайных вооруженных сил ООН на Синае и в секторе Газы превышала 6000 человек, однако к 1967 году она значительно сократилась и составляла порядка 3400 военнослужащих из Индии, Югославии, Канады, Бразилии, Швеции, Норвегии и Дании. Этими силами контролировались семь наблюдательных постов на линии синайской границы Египта с Израилем, пост в Шарм-аш-Шейхе, два лагеря в глубине египетской территории (в Эль-Арише и Ат-Тамаде) и около тридцати лагерей и постов в секторе Газы. Между расположенными у границы постами осуществлялось регулярное патрулирование.

Сообщая Насеру, что тот может приказать миротворцам ООН немедленно покинуть Синай, д-р Фаузи был совершенно прав: "соглашение доброй воли" (Good Faith Accords), достигнутое стараниями генсека ООН Дага Хаммаршёльда в 1957 году и предусматривавшее обязанность Каира предварительно обсудить подобное требование с Генассамблеей и Консультативным советом ЧВС, не имело реальной юридической силы. Арабским лидерам, давно обвинявшим Насера в том, что он по собственной воле "прячется за фартуком ООН", не приходилось кривить душой: с нарушением джентельменского соглашения не было связано формальных последствий, и Насер придерживался его, пока опасался фактических последствий удаления ЧВС из буферной зоны. Как только египетский президент приходил к иному решению, ничто не обязывало его оставаться джентельменом.

Выслушав египетского военного представителя, передавшего ему послание генерала Фаузи и потребовавшего немедленного ответа, Индар Рикхие спросил своего гостя, осознают ли в Каире, к чему этот шаг приведет. "О, разумеется, сэр! – ответил глава египетской военной делегации, светившийся, по свидетельству генерала Рикхие, от не понятного ему счастья. – Мы тщательно взвесили это решение и готовы к его последствиям. Если начнется война, мы встретимся с вами уже в Тель-Авиве".

Рикхие заявил, что просьба о выводе международных сил с Синайского полуострова должна быть предъявлена не ему, а У Тану, и сформулирована не генералом Фаузи, а правительством Египта. Получив телеграмму командующего ЧВС, генсек ООН вызвал египетского посла и имел с ним беседу в присутствии своего заместителя Ральфа Банча, получившего в 1950 году Нобелевскую премию мира за свою роль в переговорах о прекращении огня между арабскими странами и Израилем (Банч был преемником шведского дипломата Фольке Бернадота). Поняв из телеграммы Рикхие и из беседы с послом, что Каир требует удаления международных сил из района синайской границы и Шарм-аш-Шейха, но выражает заинтересованность в том, чтобы они сосредоточились в Газе, У Тан заявил, что не видит возможности распорядиться о временном удалении миротворцев из зоны, которая станет театром военных действий. "Мандат международных сил не может быть изменен моментально, - сказал он египетскому послу. - Требование о временном удалении ЧВС [из ряда районов] равноценно требованию о полном выводе ЧВС с Синая и из сектора Газы, поскольку их присутствие [в предлагаемом Египтом формате] окажется совершенно бесполезным".

Утром 17 мая каирское радио сообщило, что Египет требует от наблюдателей ООН покинуть их лагеря на Синае и сосредоточиться в секторе Газы. Одновременно с этим высланные к границе египетские отряды заняли позиции перед несколькими постами ООН, так что теперь международные наблюдатели могли наблюдать обращенные к ним спины египетских солдат и задние люки их бронемашин. Высадившиеся с вертолетов в Шарм-аш-Шейхе египетские десантники заставили покинуть расположенный там наблюдательный пункт югославских солдат. Запретив самолетам ЧВС посадку в Эль-Арише, египтяне лишили международные силы снабжения продовольствием. 

На этом этапе У Тан обратился к послу Израиля при ООН с предложением о перемещении баз и постов ЧВС на израильскую территорию. Гидеон Рефаэль любезно ответил генсеку, что тот ошибся адресом: не Израиль поддерживает состояние войны с Египтом и не он отправлял палестинских террористов в Египет до размещения международных сил на Синае и в секторе Газы. Наконец, 18 мая У Тан получил телеграмму египетского министра иностранных дел Махмуда Риада: "Правительство Объединенной Арабской Республики имеет честь уведомить Ваше Превосходительство о том, что им решено положить конец присутствию Чрезвычайных вооруженных сил ООН на территории ОАР и в секторе Газы. В связи с этим прошу Вас принять необходимые меры для скорейшей эвакуации указанных сил". 

У Тан собирался обратиться к Насеру с личным посланием, но тот, узнав о намерении генсека от египетского посла при ООН, приказал Риаду: "Передай ему, чтобы он не обращался к нам по поводу ЧВС. Если такое обращение все же последует, оно будет отклонено Каиром, а это поставит генсека в неловкое положение, в чем мы совершенно не заинтересованы". У Тан заключил, что его возможности исчерпаны, и утром 19 мая Индар Рикхие, получивший из Нью-Йорка распоряжение об эвакуации, отдал соответствующий приказ своим офицерам. Уже через несколько часов после этого контрольно-пропускной пункт "Эрез" на границе сектора Газы с Израилем был передан под управление Армии освобождения Палестины.

Часть VII. Три недели

Читатель помнит, что самые первые сообщения о начавшейся 14 мая переброске египетских войск на Синай не вызвали острой обеспокоенности израильского руководства. Леви Эшколь, бывший с 1963 года премьер-министром и министром обороны Израиля, его заместитель Игаль Алон, командовавший Пальмахом в Войну за независимость, и министр без портфеля Исраэль Галили, стоявший в 1947-1948 гг. во главе Объединенного командования Хаганы (оба пользовались большим влиянием на Эшколя в вопросах оборонной политики), равно как и генералы ЦАХАЛа во главе с Ицхаком Рабином, трактовали действия Насера по аналогии с инцидентом "Ротем", полагая, что они завершатся быстрым возвращением Египта к прежнему формату отношений с Израилем. 

Настроение в Иерусалиме стало меняться два дня спустя, когда оказалось, что масштабы производимых Каиром военных мероприятий выходят за рамки использовавшейся аналогии с инцидентом 1960 года. Еще через день, 17 мая, у израильского правительства и Генерального штаба появилось сразу два новых повода усомниться в оценке, трактовавшей действия Насера как безвредную демонстрацию силы: требование о выводе с Синая миротворческих сил ООН и появление египетских истребителей над Димоной.

Не станем возвращаться к альтернативной интерпретации событий этого дня, предложенной Гидеоном Ремезом и Изабеллой Гинор (ей было уделено достаточно внимания в четвертой части данного очерка). Для тревоги было достаточно и того, что Египет впервые предпринял подобный демарш: два его самолета вошли в воздушное пространство Иордании со стороны Акабского залива, пролетели около двухсот километров на север, после чего повернули на запад и пересекли на малой высоте воздушное пространство Израиля. 

Сообщение о промчавшихся над реактором МиГах поступило как раз в тот момент, когда начальник Генштаба, проведший утром и в послеполуденные часы несколько оперативных совещаний, выступал перед Комиссией Кнессета по иностраннным делам и обороне. Рабин давал оценку намерениям Каира и еще до того, как им было получено донесение о воздушном инциденте на юге, он успел назвать три вероятные цели предпринимаемых Насером действий: стимуляция международного вмешательства в кризис на Ближнем Востоке, установление режима блокады в Тиранском проливе, атака атомного реактора в Димоне. 

В 1964 году Насер сказал представителям США, что создание Израилем ядерного оружия "станет поводом для войны, какими бы ни были связанные с ней опасности". Американцы, располагавшие обязательством Эшколя о том, что "Израиль не станет первым государством, которое привнесет (introduce) ядерное оружие на Ближний Восток", успокоили Насера, и с тех пор тот не упоминал о Димоне, но его слова запомнились израильтянам, и в 1967 году они рассматривались в ряду возможных причин военных приготовлений Каира. Аэрофотосъемка реактора египетскими самолетами подкрепляла версию о решении Насера уничтожить этот объект. Сразу же после воздушного инцидента израильские ВВС были приведены в полную боевую готовность, в подразделения ПВО было призвано около 3000 резервистов, в Негеве разворачивались посты воздушного наблюдения. Израильским пилотам было дозволено пересекать границу Египта, преследуя самолеты противника и совершая сбор информации.

Д-р Авнер Коэн, автор значительного труда по истории израильского атомного проекта, утверждает, что во второй половине 1966 года Израиль был технически готов произвести испытание ядерного взрывного устройства, что позволило бы ему присоединиться к Договору о нераспространении ядерного оружия (NPT) в качестве ядерной державы: по условиям NPT такой статус признавалася за странами, которые произвели и взорвали ядерное устройство до 1 января 1967 года. Производить испытание Израиль не стал в силу обязательства, данного им США, и из нежелания провоцировать Египет. Тем не менее, по утверждению д-ра Коэна и ряда других авторов, в конце мая 1967 года, на фоне острого военного кризиса на Ближнем Востоке, израильскими специалистами был в экстренном порядке изготовлен первый ядерный боеприпас, годный к оперативному использованию.

В рассматриваемый период израильским руководством уделялось большое внимание защите атомного реактора, но до 19 мая его вероятная атака противником не приводила в действие израильский план массированного удара по египетским авиабазам. Этот план автоматически вступал в силу только в том случае, если египтяне решатся атаковать израильские аэродромы. Но даже и в отсутствие прямой увязки между нападением на реактор и началом большой войны появление самолетов противника над Димоной было воспринято как свидетельство агрессивных намерений Египта.

АМАН, зафиксировавший реорганизацию египетских сил на Синае в структуру армейского корпуса под командованием генерала Муртаги, лихорадочно пытался отыскать 4-ю танковую дивизию противника: ее точное местонахождение, имевшее принципиальное значение для понимания замыслов Египта, все еще оставалось неизвестным. Параллельно с этим Аарон Ярив готовил новую стратегическую оценку сложившейся ситуации. За сутки она претерпела существенные изменения, и Ярив считал теперь вероятным, что Насер – по собственной воле или подчиняясь динамике вышедших из-под его контроля событий – идет навстречу военному столкновению с Израилем. При этом глава АМАНа исключал возможность того, что Насер начнет войну с единственной целью уничтожить реактор в Димоне. Он был твердо уверен в том, что если война начнется, задачи Египта в ней будут носить значительно более широкий характер. 

Ознакомившись с этой оценкой в ночь на 18 мая, Эшколь дал Рабину разрешение призвать еще одну резервистскую танковую бригаду и резервистов двух танковых бригад смешанного кардрово-резервистского состава. Начальник Генштаба требовал расширить призыв, заявляя, что Израиль "не может полагаться на добрую волю 500-600 танков, уже сосредоточенных египтянами на Синае", но премьер-министр находил возможным производить мобилизацию постепенно, с оглядкой на политические процессы, сопровождавшие эскалацию кризиса, и с учетом значительных трудностей, на которые мобилизация обрекала израильскую экономику. Тем не менее, 19 мая, с началом эвакуации сил ООН с Синайского полуострова и из сектора Газы, Израиль произвел призыв еще нескольких резервистских частей. Если до этого дня общее число призванных в ЦАХАЛ составляло 18 тысяч человек, то теперь производился единовременный призыв 45 тысяч резервистов и начиналась подготовка к еще более массовому призыву. Число танков, находящихся в подчинении Южного военного округа, было решено немедленно довести до 412 боевых машин. На территории этого округа дело шло к полному развертыванию сил ЦАХАЛа по плану "Садан".

Кроме того, 19 мая Израилем был задействован Высший командный пункт, объединивший на одной подземной базе канцелярии начальника Генштаба и начальников Разведуправления, Оперативного управления, Интендантского управления и Управления личного состава ГШ, командующих ВВС и ВМС, представительства родов войск, служб боевого обеспечения и пр. Эта чрезвычайная мера, облегчавшая связь между командными инстанциями и значительно повышавшая быстроту исполнения принимаемых решений, подразумевала, что Израиль уже существует в условиях военного времени. О том же говорил и приказ начальника Генштаба, допускавший использование неприкосновенных запасов Интендантского управления для снабжения боевых частей оружием, боеприпасами, техникой, топливом и пр. Наконец, 19 мая было решено, что к немедленному вступлению в силу плана массированной атаки египетских аэродромов приведет и попытка Египта атаковать атомный реактор в Димоне.

* * *
Все эти решения отражали сложившееся мнение о том, что Египет, возможно, готовится развязать войну и что он с большой вероятностью перекроет в ближайшее время Тиранский пролив для израильского судоходства. Правительством Эшколя взвешивалась возможность выступить с публичным заявлением о том, что блокада пролива вынудит Израиль начать военные действия, но Рабин указал премьер-министру на то, что подобное заявление уместно лишь при наличии стопроцентной уверенности в том, что озвученная угроза будет исполнена. Такой уверенности у премьер-министра еще не было, и попытки предотвратить блокаду пролива предпринимались дипломатическими средствами.

Успехов на этом поприще не наблюдалось. Шарль Де Голль, только что отклонивший просьбу о поставке Израилю новой партии боевых самолетов, не проявлял обеспокоенности в связи с перспективой блокады Тиранского пролива и вообще выказывал неприязненное отношение к еврейскому государству. Было ясно, что он не намерен возвращаться к политике партнерства с Израилем, проводившейся французскими социалистами, и что интересы своей страны он прочно увязывает с благорасположением арабских стран. Британский премьер-министр Гарольд Вильсон не демонстрировал подобной враждебности, но от публичного заявления в защиту территориальной целостности Израиля и свободы судоходства в Тиранском проливе он также уклонился. Линдон Джонсон предупреждал Эшколя о том, что Америка не будет считать себя ответственной за самостоятельные решения Израиля, и всячески предостерегал израильского премьера от "необдуманных действий". При этом Белый дом последовательно уклонялся от обсуждения вопроса об ответственности США за обеспечение свободного судоходства в Тиранском проливе.

Однако ситуация приобретала крайне неблагоприятный для Израиля характер и в том случае, если бы Насер не начал войну и не перекрыл пролив. Сосредоточение египетских войск на Синае вынуждало Израиль к проведению массовой мобилизации и, с большой вероятностью, к скорому объявлению всеобщей мобилизации. Как уже отмечалось, долго оставаться в таком положении, поставив под ружье свыше 11 процентов своего еврейского населения, Израиль не мог. По этой причине 20 мая, на фоне поступившего сообщения о переброске в Египет из Йемена трех находившихся там бригад, израильский Генштаб приступил к проработке детальных наступательных планов. План "Кардóм" ("Мотыга"), следовавший в общих чертах довоенному плану "Кильшон", предусматривал уничтожение египетских сил на Синае; план "Ацмóн" был расчитан на решение более скромной задачи захвата сектора Газы. Оба плана включали в качестве первого шага уничтожение египетских ВВС.

21 мая Эшколь, Рабин и большинство генералов уже считали блокаду Тиранского пролива практически неизбежной. Может показаться занятным, что наименьшую прозорливость тогда проявляли директор Моссада Меир Амит и руководитель военной разведки Аарон Ярив, все еще полагавшие, что подобный шаг Насера "будет противоречить всякой политической и стратегической логике". Их аргументы не произвели впечатления на премьер-министра, заявившего в этот день на заседании кабинета: "Египтяне попытаются воспретить Израилю судоходство в Тиранском проливе и подвергнуть бомбардировке атомный реактор в Димоне. За этим может последовать общее наступление [египетской армии]". Эшколь также сказал: "Первые пять минут станут решающими для исхода войны. Все будет зависеть от того, кто первым нанесет удар по аэродромам противника".

Из этой оценки, казалось бы, вытекала срочная необходимость нанесения упреждающего удара, однако премьер-министр все еще надеялся избежать войны. Он отклонил предложение немедленно направить в Тиранский пролив судно под израильским флагом, запретил публикацию сообщений о находящихся в Эйлате судах и, используя дипломатические каналы США и Великобритании, обратился к иорданскому королю с просьбой о том, чтобы тот перестал называть Насера трусом, провоцируя его на введение морской блокады. Рабин, не веривший в действенность этих мер, заявил 22 мая на совещании Генштаба, что отказ Израиля от начала военных действий в ответ на уже неизбежное установление блокады явится исторического ошибкой: "Если мы не отреагируем, наше стратегическое сдерживание утратит всякую убедительность. Чего нам ждать в этом случае в будущем? Своей пассивностью мы только спровоцируем Насера начать войну удобным ему образом". 

Учитывая, что израильская операция на Синае может привести к вступлению в войну других арабских государств, Генштаб начал детальную проработку планов наступательных операций на дополнительных фронтах и принял решение о развертывании сил ЦАХАЛа по плану "Садан" на территории Северного и Центрального военных округов. Большинство генералов, включая Рабина, склонялось к решению о превентивном ударе и соглашалось в том, что если такое решение будет принято, предпочтение должно быть отдано плану "Кардом". Но в этот же день случилось событие, выбившее из седла начальника израильского Генштаба. 

* * *
Рабин, уверявший главу правительства в том, что, начав боевые действия первым, Израиль одержит победу в войне, уже испытывал беспокойство в связи с решением Эшколя выделить дополнительное время на изыскание политического выхода из кризиса. Это время, считал начальник Генштаба, может быть безвозвратно утеряно для Израиля по причине постоянного усиления египетской группировки на Синае и в силу вероятности того, что Насер ударит первым. Своими сомнениями Рабин решил поделиться с Давидом Бен-Гурионом и Моше Даяном, возглавлявшими политическое и военное руководство страны во время победоносной Синайской кампании.

Бен-Гурион, покинувший пост премьер-министра Израиля в июне 1963 года из-за острых разногласий с собственной партией, полагал, что Эшколь окажется, подобно Моше Шарету, его временным заместителем. Он ждал, что лидеры МАПАЙ снова явятся к нему в киббуц Сде-Бокер и будут просить его вернуться к рулю государства. Этого не случилось, и в 1965 году раздосадованный Бен-Гурион учредил новую партию РАФИ (аббревиатура ивритских слов, означающих "Список рабочих Израиля"), в которую ушли вместе с ним его молодые сторонники Шимон Перес и Моше Даян.

Бен-Гурион был уверен в том, что за РАФИ проголосует большинство прежних избирателей МАПАЙ, но состоявшиеся в ноябре 1965 года выборы в Кнессет принесли его партии только 10 мандатов, тогда как созданный Леви Эшколем, Игалем Алоном и Исраэлем Галили блок Маарах получил 46 мандатов. Алон и Галили представляли вторую по значению партию этого блока Ахдут ха-Авода – Поалей Цион ("Единство труда – Рабочие Сиона"). РАФИ осталась в оппозиции, и к открытому конфликту Бен-Гуриона с Эшколем теперь добавилось давнее соперничество Алона с Даяном, начало которому было положено еще в 1941 году, когда Алон возглавил первую роту Пальмаха, а Даян стал командиром второй.

Возраст и политическая ревность плохо сказались на Бен-Гурионе. Государственный деятель исключительного масштаба, умело руководивший Ишувом и Государством Израиль в ранний период его независимости, он оказался к середине шестидесятых годов заложником своей старческой обиды. Возглавляемая им партия постоянно, по поводу и без повода, критиковала правительство Эшколя, причем сам он буквально третировал премьер-министра, не желая и, кажется, уже не умея оценить по достоинству ни одно из его достижений. Эшколь, считавший себя учеником и последователем Бен-Гуриона, болезненно переживал безжалостные нападки отца-основателя, но в нем оказалось достаточно твердости для того, чтобы остаться у руля государства.

Явившись 22 мая к Бен-Гуриону, Рабин услышал от него обвинения в том, что сам он, давно страдающий "сирийским синдромом", и Леви Эшколь, не имеющий представления о том, как управлять страной, спровоцировали ненужное обострение конфликта с Сирией, привели к региональному кризису и поставили Израиль в ситуацию, когда он, не имея союзников, может быть раздавлен арабской коалицией. Бен-Гурион считал, что массовый призыв резервистов лишь провоцирует дальнейшее обострение кризиса, и требовал от Рабина шагов, которые снизят военную напряженность на Ближнем Востоке, даже если эти шаги будут сопряжены для Израиля с серьезными репутационными потерями. С некоторой вольностью, но верным по существу образом адресованные Рабину слова Бен-Гуриона могут быть переданы так: вы с Эшколем вот-вот погубите созданное мною государство.

Придавленный тяжестью этих обвинений, Рабин направился на встречу с Моше Даяном. Мог ли он ждать от него моральной поддержки? Даян был одним из главных критиков сирийской политики Рабина и Эшколя. Поздним отголоском этой критики стало знаменитое интервью, данное им газете "Едиот ахронот" в 1976 году и опубликованное по прошествии двадцати с лишним лет. В этом интервью Даян возлагал на израильское правительство ответственность за большинство инцидентов в районе сирийской границы и утверждал, что решение о захвате Голанских высот, принятое в конце Шестидневной войны, было ошибкой Израиля.

К чести Даяна отметим, что, встретившись с Рабином 22 мая, он дал ему умный совет. Рабин, выступавший в Генштабе за реализацию плана "Кардом", но утративший уверенность в себе после встречи с Бен-Гурионом, спросил Даяна о его мнении относительно плана "Ацмон" и возможности реализации этого плана в случае введения Египтом морской блокады. "В Газе слишком много беженцев, и Насер будет только рад избавиться от нее, - ответил ему Даян. – Он не отменит блокаду пролива в обмен на возвращение Газы". 

Даян находил план "Ацмон" совершенно несостоятельным; его вывод состоял в том, что в случае введения Египтом морской блокады Израиль окажется перед необходимостью нанести сокрушительное поражение египетской армии и предельно унизить Насера политически. Он допускал вероятность того, что к войне присоединятся другие арабские страны, и, в отличие от Давида Бен-Гуриона, утратившего понимание возросших возможностей ЦАХАЛа, считал, что вооруженные силы Израиля способны добиться победы над арабской коалицией даже в отсутствие внешних союзников у еврейского государства. Но при этом Даян подчеркивал трудность задачи и, подобно Бен-Гуриону, обвинял Рабина в том, что тот напрасно привел Израиль к тяжелейшему испытанию его военных возможностей.

Ицхак Рабин не выдержал тяжести этих обвинений и 23 мая – в тот самый день, когда Насер объявил о введении морской блокады - он фактически утратил дееспособность, поддавшись тяжелой депрессии. Явившись к Эзеру Вейцману, возглавлявшему Оперативное управление Генштаба, Рабин покаянно твердил о том, что обрек страну на ненужную и опасную войну. Не скрывая охватившего его чувства беспомощности, он предложил Вейцману сменить его на посту начальника Генштаба. Вейцман, давно проявлявший заинтересованность в назначении на этот пост, тем не менее, сказал Рабину, что его публичная отставка в данный момент явится слишком ценным подарком Насеру. В течение последующих двух суток Ицхак Рабин отдыхал и с помощью врачей боролся с депрессией. Этот период нервного срыва начальника Генерального штаба был объявлен следствием отравления никотином, и споры о том, когда именно и в какой степени Рабин вернулся к исполнению своих обязанностей накануне Шестидневной войны, ведутся до настоящего времени.

* * *
О введении режима блокады каирское радио сообщило в ночь на 23 мая, передав заявление, с которым Насер выступил накануне перед пилотами расположенной на Синае авиабазы Бир-Гафгафа: "Акабский залив представляет собой территориальные воды Египта, и отныне мы не позволим ни одному судну под израильским флагом пройти через ведущий туда пролив. Евреи угрожают войной. Отлично. Мы говорим им: извольте. Вооруженные силы Египта и весь наш народ готовы к этой войне, и мы ни за что не откажемся от своих прав". Каирское радио также сообщило о производимом минировании Тиранского пролива и направлении туда двух египетских кораблей – эсминца и торпедного катера. Одновременно с этим в Шарм-аш-Шейхе появилось семь самоходных артиллерийских установок СУ-100.

Во всех арабских столицах сообщение об установленной Египтом блокаде вызвало бешенный взрыв энтузиазма. Десятки тысяч ликующих демонстрантов заполняли площади, прославляя Насера и выражая уверенность в скором уничтожении Израиля. Такие же демонстрации состоялись в Восточном Иерусалиме и Хевроне. Вооруженные силы Саудовской Аравии, Кувейта и Ливана были приведены в состояние повышенной боеготовности. Король Хусейн, облачившись в парадную форму, приветствовал уходившие в Самарию колонны иорданских танков американского производства (условия поставки этих танков дозволяли использовать их только на восточном берегу Иордана). Воинские части Ирака двинулись к границам этой страны с Сирией и Иорданией.

Единственным неприятным моментом для Насера в этот день оказалось молчание Кремля, до сих пор одобрявшего все египетские шаги. Когда Насер распорядился об удалении с Синая миротворческих сил ООН, Советский Союз назвал решение Каира законным, но теперь в Москве отказались дать такую же оценку решению о блокаде Тиранского пролива. Позиция СССР не изменилась и в последующие дни; советские СМИ упорно обходили молчанием вопрос о блокаде. Отказ поддержать египетские мероприятия в районе Шарм-аш-Шейха был, по всей видимости, обусловлен тем, что Россия и СССР всегда ощущали свою уязвимость в связи с угрозой перекрытия проливов Босфор и Дарданеллы, соединяющих Черное море со Средиземным. По этой причине принцип свободного судоходства в международных проливах неизменно подчеркивался Москвой, и советские лидеры не захотели занять иную позицию в угоду Египту.

Генсека ООН, прибывшего в Каир 23 мая, в аэропорту встречала толпа, скандировавшая "Да здравстует Насер!" и "Мы хотим войны!". У Тан встретился с Махмудом Риадом и с д-ром Фаузи, после чего его принял Насер, заявивший, что Израиль не имеет прав на Эйлат и что выход к Красному морю ему не нужен, поскольку он обладает достаточными возможностями для товарного и сырьевого транзита через свои средиземноморские порты. Насер похвалялся выучкой и оснащенностью египетских войск, говорил о скорой победе арабских армий, но выразил готовность не начинать военные действия первым в течение ближайших двух недель. У Тан был ободрен, однако сопровождавший его Индар Рикхие, командующий силами ООН на Синае, вынес из этой беседы впечатление о том, что египетский президент утратил контроль над происходящим. Насер, видимо, уловил настроение Рикхие и перед прощанием спросил его, что он думает о сложившейся ситуации. "Я думаю, господин президент, что вы скоро получите большую войну на Ближнем Востоке, - отвечал генерал. – И мне кажется, что над разгадкой этой войны историки будут биться еще и через пятьдесят лет".

* * *
Тревожная атмосфера, воцарившаяся в израильском обществе с началом сосредоточения на Синае египетских войск, сгущалась с каждым днем. Действия Насера, сопровождавшая их реакция арабского мира и все более очевидное нежелание мирового сообщества предпринять эффективные меры для предотвращения арабской агрессии приводили израильтян к выводу о неизбежности новой войны. С началом массовой мобилизации правительство уже не могло скрывать от народа, что над страной нависла опасность. И если высшие командиры ЦАХАЛа знали, какая сила сосредоточена в их руках, то гражданское большинство было охвачено тяжелым предчувствием. Массовой паники в Израиле не было, но не было и легкомысленного возбуждения, которым часто характеризуется настроение народов накануне войны. 

Не призванных в ЦАХАЛ мужчин оставалось все меньше, многие предприятия остановились, автобусное сообщение стало нерегулярным из-за того, что большинство автобусов отошло в распоряжение армии, использовавшей их для переброски кадровых и резервистских частей. Толстые прежде газеты выходили на двух листах из-за нехватки рабочих рук в типографиях. По той же причине почту разносили школьники. Женщины и подростки рыли траншеи и ходы сообщения в населенных пунктах, домовые комитеты приводили в порядок бомбоубежища, в общественных парках готовились места для массовых захоронений. В городах готовились ко введению режима светомаскировки, люди заклеивали оконные стекла наискосок бумажными лентами, замазывали краской фары автомобилей. Страна смотрела в лицо суровой реальности.

24 мая израильский Генштаб, работой которого все еще руководил Эзер Вейцман, установил местонахождение 4-й египетской танковой дивизии в районе Бир-Гафгафа – Бир-Тамада. В связи с этим план операции ЦАХАЛа подвергся серьезной коррекции. Египетские силы на Синайском полуострове насчитывали теперь пять дивизий, а вместе с пехотными бригадами АОП и другими палестинскими силами, базировавшимися в секторе Газы, противник держал у южной границы Израиля шесть дивизий, сводившихся в два армейских корпуса. Основной удар по египетской группировке было решено нанести на севере Синая, и для того, чтобы скрыть от противника направление планируемого удара, управление 49-й дивизии ЦАХАЛа имитировало активность на юге, перебрасывая с места на место свой единственный батальон.

Но согласия на начало операции Леви Эшколь не давал. Встревоженный нервным срывом Рабина, он все еще рассчитывал избежать войны, и генералам ЦАХАЛа было сказано, что они могут забыть о начале военных действий до 28 мая. Остающееся время Эшколь рассчитывал использовать для того, чтобы убедить Белый дом сделать внятное заявление, которым будет подтверждено обязательство США гарантировать свободу судоходства в Тиранском проливе. Эшколь также надеялся убедить президента Джонсона направить в Эйлат международный морской конвой. 

С указанной целью в Вашингтон вылетел министр иностранных дел Абба Эвен. Госсекретарь США Дин Раск и советник президента по вопросам национальной безопасности Уолт Ростоу оказали израильскому министру теплый прием, но конкретные результаты состоявшихся в Вашингтоне переговоров стремились к нулю; Соединенные Штаты не желали подтверждать свои обязательства и в то же время убеждали Израиль не принимать рокового решения о начале военных действий. Встреча Эвена с Раском и Ростоу состоялась 25 мая; на следующий день израильского министра принял президент США. Результат этой встречи также оказался ничтожным. Признав Израиль жертвой агрессии, Джонсон попытался убедить Эвена в том, что Насер не хочет войны и что попытки урегулирования ближневосточного кризиса должны быть продолжены через ООН, несмотря на явную самому президенту недееспособность этой структуры. "Израиль не останется один, если не станет действовать в одиночку", - заявил Джонсон, но твердого обещания сохранить для Израиля маршрут судоходства в Тиранском проливе Эвен от него не услышал.

Впрочем, уклончивое поведение США по отношению к Израилю в чем-то перекликалось с уклончивым поведением СССР по отношению к Египту. В Москве принимали египетского военного министра Шамс-эд-Дина Бадрана в те же дни, когда Абба Эвен находился с визитом в Вашингтоне. Советская пресса вела энергичную кампанию в поддержку арабов, министр обороны Гречко с похвалой отзывался о боевых возможностях египетской армии, но на переговорах в Кремле Бадрану довелось выслушать от Алексея Косыгина достаточно твердые слова предостережения. И подобно тому, как Эвен не услышал от Джонсона, что нападение на Израиль явится нападением на США, Бадран не услышал от Косыгина, что нападение на Египет будет рассматриваться Москвой как нападение на СССР.

Между тем в израильских военных кругах, тщательно отслеживавших текущие изменения в конфигурации египетской группировки на Синае, воцарилась уверенность в том, что каждая минута промедления может оказаться роковой для Израиля. В ночь на 27 мая израильская разведка заключила, что первый удар может быть нанесен Египтом уже в ближайшие часы. Сообщение об этом было отправлено американцам, тут же переславшим его в Москву, где все еще находился Бадран. Советским послам в Тель-Авиве и Каире было предписано немедленно встретиться с руководителями Израиля и Египта, зачитать им послание Косыгина и добиться от них обязательств не начинать военные действия. 

Ночная беседа Дмитрия Пожидаева с Насером предотвратила египетский воздушный удар по Израилю, который действительно должен был последовать на рассвете 27 мая. Фельдмаршал Амер телеграфировал военному министру в Москву: "Шамс, похоже, у нас утечка". После этого он связался с командующим ВВС Сидки Махмудом, распросил его о боеготовности египетских эскадрилий и велел ждать дополнительных указаний. Через 45 минут Амер снова связался с Махмудом и приказал отменить операцию. "Мы утратили веру в помощь Аллаха?" – спросил разочарованный генерал. "Аллах здесь ни при чем", - ответил Амер и рассказал командующему ВВС о советском давлении.

В Тель-Авиве Дмитрий Чувахин явился в гостиницу "Дан" на встречу с ночевавшим там (и уже успевшим заснуть) Леви Эшколем. Посол, как обычно, предъявил Израилю целый ворох претензий, но Эшколь не остался в долгу. "Я понимаю, конечно, что нам трудно равняться с таким развитым и заслуженным государством, как Сирия, - сказал он Чувахину. – Но не кажется ли вам, что советскому руководству следовало хоть раз направить сюда своего высокопоставленного представителя, чтобы выслушать нашу точку зрения на происходящее? Или, может быть, пригласить меня для того же в Москву?" 

Чувахин считал, что возможности мирного урегулирования еще не исчерпаны. "В самом деле? – переспросил его премьер-министр. – Ну так дайте же нам соломинку, чтобы мы могли за нее ухватиться. Сделайте хоть одно корректное предложение, укажите путь". Советский посол настаивал на том, что войны можно будет избежать, если никто не сделает первый выстрел. "Первый выстрел в этой войне давно уже сделан", - ответил ему Эшколь. 

Напряженность на Ближнем Востоке достигла предельного уровня. Начиналась последняя, третья неделя предвоенного выжидания.

Часть VIII. "Эшколь, дай приказ!"

Убежденность в том, что война неизбежна и что правительство упускает время, подвергая страну смертельной опасности, не было присуще одним генералам. Когда Насер перекрыл Тиранский пролив, этим настроением оказались охвачены достаточно широкие круги в израильском обществе, и оно обретало все более ясное выражение в печати. Положившись на интуицию, современный читатель сказал бы, что требование решительных действий особенно твердо звучало тогда со стороны национально-религиозных кругов, оказавшихся после войны в авангарде поселенческой деятельности. Но в действительности Национально-религиозная партия (МАФДАЛ), предшественница современного Еврейского дома, была в 1967 году одной из самых умеренных сил в коалиции Леви Эшколя. И столь же удивительным сегодня покажется то, что с особенно громкими обвинениями в адрес Эшколя и его "бездействующего кабинета" выступала в то время газета "Гаарец".

Хлесткие обвинения сопровождались требованием о создании правительства национального единства, в котором портфель министра обороны, традиционно находившийся в Израиле в руках премьер-министра, отойдет к другому политику, понимающему в военных вопросах. "Гаарец", последовательно поддерживавшая партию РАФИ, всячески помогала Бен-Гуриону в создании впечатления о том, что Леви Эшколь является неумелым руководителем и что его беспомощность особенно ощущается на посту главы военного ведомства. Достигнутые при Эшколе успехи в строительстве вооруженных сил позволяют утверждать, что эта критика не была справедливой, но сложившийся образ политика часто бывает сильнее, чем его реальные качества. Образ Эшколя, далекий от идеала мачо, не соответствовал напряженной обстановке 1967 года.

Ситуацию усугубило радиовыступление премьер-министра 28 мая. Эшколь, перенесший незадолго до описываемых событий операцию по удалению катаракты, сбился при чтении исправленного от руки текста. Слушателям показалось, что глава правительства заикается и пребывает в растерянности, в следствие чего Эшколь окончательно утратил способность сопротивляться популярному требованию о назначении министром обороны авторитетного специалиста в военных вопросах. Он хотел уступить этот пост Игалю Алону, однако давление общественных групп, настроение которых четче всего выражала "Гаарец", вынудило его принять иное решение, и 1 июня министром обороны был назначен Моше Даян. Вместе с ним министрами без портфелей в обновленное правительство вошли Менахем Бегин и Йосеф Сапир, представлявшие блок Херута и Либеральной партии. 

Это было первое в политической истории Израиля правительство национального единства, в котором Бегин получил свой первый министерский опыт, но более важным в условиях предвоенного кризиса было то, что на посту министра обороны оказался Даян. Связанный с его назначением положительный психологический эффект был чрезвычайно велик, даже если фактический вклад Даяна в победу 1967 года остается предметом споров. 

Неудачному радиовыступлению премьер-министра предшествовало заседание правительства, начавшееся по возвращении Аббы Эвена из Вашингтона поздно вечером 27 мая. Заседание было прервано на несколько часов утром следующего дня и возобновлено после полудня, с получением нового послания Линдона Джонсона премьер-министру Эшколю. Президент возвращался к своему требованию о том, чтобы Израиль ни в коем случае не начинал военные действия первым; новым в его послании было упоминание о готовности США немедленно взяться, совместно с Великобританией, за организацию международного морского конвоя в Эйлат. 

До перерыва голоса в правительстве разделились поровну: половина министров, включая Эшколя, выступала за немедленное начало военных действий, другая половина – за отсрочку решения (например, на 48 часов, как предлагал Эвен). Если бы премьер-министр настоял на немедленном голосовании, его голос был бы признан решающим, но вместо этого Эшколь предложил отложить голосование до вечера. Когда члены правительства снова встретились во второй половине дня, послание президента Джонсона убедило их дать дополнительный шанс политическим усилиям США. Решение о начале военных действий было отложено на две-три недели, и премьер-министр, выступая по радио, оповещал сограждан о ситуации в регионе, предпринимаемых международных усилиях и итогах состоявшегося заседания правительства. 

Вскоре после этого Эшколь явился на совещание Генштаба в сопровождении Игаля Алона и своего военного секретаря Исраэля Лиора. Посетить Высший командный пункт его убедил Ицхак Рабин. Разочарованный новой отсрочкой, он сказал Эшколю, что тот обязан лично объяснить решение правительства высшим командирам ЦАХАЛа. С этим оказалось связано событие, вошедшее в историю Израиля под громким названием "бунт генералов". Бунта как такового не было, но состоявшаяся 28 мая беседа премьер-министра с членами Генштаба носила настолько острый характер, что использование полемически усиленного выражения "бунт" в данном случае если не оправданно, то понятно.

Эшколь сообщил военным о результатах завершившегося визита Эвена в Европу и США, о своей ночной встрече с послом Чувахиным, о посланиях Косыгина и Джонсона. Обещанный последним международный конвой в Эйлат был представлен премьер-министром в качестве основного соображения, основываясь на котором правительство решило воздержаться на данном этапе от начала военных действий. Вслед за тем выступавшие один за другим генералы излагали премьер-министру свои аргументы против дальнейшего промедления. Эшколю, в частности, было сказано, что он напрасно полностью сосредоточился на вопросе о блокаде пролива и что им игнорируются все остальные, не менее важные, аспекты военно-политического кризиса, которые останутся в силе, даже если вопрос о блокаде удастся решить каким-нибудь образом.

В качестве еще одного исторического курьеза отметим, что самую жесткую позицию на совещании занял начальник Интендантского управления Матитьягу Пелед, требовавший от Эшколя "прекратить этот позор". Пелед станет впоследствии одним из виднейших деятелей радикальной израильской левой, соучредителем арабско-еврейской партии "Прогрессивный список за мир", но в мае 1967 года он, помимо общих стратегических соображений, учитывал и такой аспект сложившейся ситуации, как опасность преждевременной растраты запасов топлива, продовольствия и пр. отмобилизованной армией. Израиль действительно столкнулся с дефицитом топлива, но уже после войны. Если бы предвоенное выжидание затянулось до середины июня, эта проблема возникла бы еще в ходе войны, и Пелед понимал ее лучше других уже и в силу того, что именно он отвечал за снабжение ЦАХАЛа.

В схожем ключе, хотя и несколько мягче высказывались командующие округами, командиры дивизий и начальник Оперативного управления Эзер Вейцман, который еще до совещания Генштаба ворвался в кабинет премьер-министра со словами: 

- Эшколь, дай приказ, и ЦАХАЛ приступит к делу! Зачем тебе Моше Даян? Кому нужен Игаль Алон? Сильная армия ждет твоего приказа, чтобы выиграть эту войну!

Однако, несмотря на исключительно острый тон состоявшейся дискуссии, премьер-министр заставил Генштаб подчиниться решению правительства. Воля гражданского политического руководства возобладала над страстной уверенностью генералов в необходимости начать военные действия безотлагательно. 

Отсрочка требовала вернуть экономике недостающие рабочие руки, и сразу же по завершении встречи Эшколя с военными был отдан приказ о демобилизации 30 тысяч резервистов (общее число призванных составляло к тому моменту порядка 100 тысяч человек). Одновременно с этим было решено направить директора Моссада в Вашингтон, где Меир Амит должен был встретиться с главой ЦРУ Ричардом Хелмсом и узнать у него, каковы конкретные шаги, которые готов предпринять Белый дом с целью деблокирования Тиранского пролива, и каким будет их график. Рабину было предписано срочно вылететь в Рим и выяснить у начальника итальянского Генштаба, на чем основывается его предупреждение Израилю; в телеграмме, присланной им израильскому коллеге 27 мая, говорилось, что Насер, скорее всего, нанесет удар первым, если ЦАХАЛ не начнет военные действия в ближайшие четыре-пять дней.

* * *
Следующий резкий и теперь уже определяющий поворот в развитии военно-политической ситуации на Ближнем Востоке случился 30 мая. В этот день король Иордании прибыл в Каир и в торжественной обстановке, перед телекамерами, подписал военное соглашение с Насером. Вооруженные силы Иордании переподчинялись египетскому командованию, отводились от сирийской границы и направлялись к границе с Израилем. Хусейн также давал официальное согласие допустить на территорию своего королевства иракские войска. 

Израиль предоставил простор для миротворческих усилий США и фактически снизил в связи с этим боеготовность собственных сил, осуществив частичную демобилизацию резервистов, а вокруг него все туже сжималось кольцо военной блокады. 31 мая на Синае находилось уже 15 египетских пехотных бригад и 4 танковые бригады, не считая частей АОП в секторе Газы и египетского гарнизона в Шарм-аш-Шейхе. Эти силы имели на вооружении 914 танков, 878 артиллерийских установок и 588 противотанковых систем, включая ПТРК "Шмель". Новая линия поведения Хусейна вернула Иорданию на второе место в списке стратегических угроз, а на севере тем временем осуществлялось заметное усиление сирийской группировки на Голанских высотах.

1 июня правительство Израиля уже сильно сомневалось в правильности решения об отсрочке, принятого им четыре дня назад. Изменившееся умонастроение министров было обусловлена военным союзом Хусейна с Насером и наметившимся отходом США от четких обязательств, изложенных в последнем послании Джонсона. Эта переоценка лишь совпала по времени с приходом Моше Даяна в военное ведомство, однако в общественном сознании израильтян знамением последовавших перемен стало именно назначение Даяна.

Днем раньше директор Моссада прибыл в Вашингтон и начал серию встреч с руководителями американских спецслужб. Формулировка задачи, поставленной перед ним Леви Эшколем, несколько изменилась со времени принятия решения о его поездке. Перед самым отлетом Амита премьер-министр поручил ему выяснить, насколько твердым является адресованное Израилю требование не начинать военные действия первым. Из бесед с директором ЦРУ и другими руководителями разведсообщества США Амит заключил, что Израилю бесполезно ждать международного конвоя в Эйлат, которым будет снята блокада: война во Вьетнаме заставляла американцев с большим опасением относиться к перспективе увязнуть в военном конфликте на Ближнем Востоке. Из этих же бесед следовало, что позиция Белого дома против израильского превентивного удара, вероятно, смягчилась на фоне последних событий. Получить более определенный ответ Меир Амит рассчитывал в ходе встречи с министром обороны США Робертом Макнамарой.

Встреча состоялась 1 июня. Директор Моссада сказал главе Пентагона, что американцам не приходилось бы опасаться быть втянутыми в конфликт на Ближнем Востоке, если бы они еще десять дней назад позволили Израилю "сделать черную работу". Макнамара задал несколько конкретных вопросов: сколько времени продлится война? К каким потерям в этой войне готов Израиль? Амит давал четкие, короткие ответы: для решения главной военной задачи Израилю хватит двух дней; израильские потери будут значительными, но не такими, как в 1948 году (в Войну за независимость Израиль потерял убитыми свыше 6370 человек; один процент своего еврейского населения). Затем, желая добиться от своего собеседника внятного высказывания о превентивном ударе, Амит сказал Макнамаре, что он вернется домой с рекомендацией начать военные действия. "Вы говорили четко и ясно, - ответил ему глава Пентагона. – Ваша миссия оказалась весьма полезной".

По ходу беседы с Амитом американский министр обороны дважды разговаривал по телефону с Линдоном Джонсоном, и его последние слова можно было понять как отражающие позицию президента. Рассчитывать на более внятный ответ не приходилось. Американцы не давали Израилю "зеленый свет", но ими был выключен красный, запретный сигнал. Это означало, что Израиль может действовать на свой страх и риск – без каких-либо обязательств со стороны США, но также и без опасения жестких политических санкций Белого дома. 

2 июня израильский кабинет и форум Генштаба провели совместное совещание, по итогам которого было решено собрать все правительство в воскресенье, 4 июня, для проведения последней дискуссии по вопросу об устранении военной угрозы со стороны возглавляемой Египтом коалиции. Это многочасовое заседание завершилось принятием следующего решения:

1. Выслушав доклады премьер-министра, министра обороны, начальника Генерального штаба и начальника Разведуправления Генштаба о военно-политической ситуации [на Ближнем Востоке,] правительство констатирует, что армии Египта, Сирии и Иордании готовы к немедленному нападению [на Израиль] на нескольких фронтах и что такое нападение составит угрозу существованию Государства Израиль.
2. Правительство принимает решение начать военные действия, которыми Израиль будет избавлен от удушающего кольца военной блокады и которыми будет предотвращено ожидаемое нападение вооруженных сил, находящихся в подчинении Объединенного арабского командования. 
3. Правительство наделяет премьер-министра и министра обороны полномочиями утвердить время начала военных действий по предложению начальника Генерального штаба. 
4. Членам правительства должна безотлогательно предоставляться информация о ходе военных действий.

За решение проголосовали 18 министров; два представителя Объединенной рабочей партии (МАПАМ) Исраэль Барзилай и Мордехай Бен-Тов голосовали за собственное предложение, повторявшее в основном решение правительства от 28 мая.

* * *
Утром 5 июня израильские ВВС приступили к осуществлению операции "Мокéд" ("Фокус"), план которой был полностью разработан и утвержден еще в марте, на случай гипотетического обострения конфликта с Египтом и другими арабскими странами. Три недели предвоенного выжидания были использованы для проведения интенсивных ремонтных работ, благодаря которым число технически исправных истребителей-бомбардировщиков в израильских ВВС увеличилось со 147 до 194 самолетов; в их числе были машины французского производства "Мираж-3", "Супер-Мистэ́р", "Мистэ́р", "Вотур" и "Ураган". В тот же период число учебно-боевых самолетов "Фуга Магистр", годных к использованию в качестве легких штурмовиков, было доведено с 4 до 42 машин.

Этими силами надлежало нейтрализовать военно-воздушную мощь пяти государств, имевших в общей сложности 826 истребителей, бомбардировщиков, военно-транспортных самолетов и вертолетов. Задача усложнялась тем, что самолеты "Ураган", на которые приходилось более четверти израильских истребителей-бомбардировщиков, не были способны противостоять в воздушном бою ни одному из имевшихся у Египта 242 истребителей и истребителей-бомбардировщиков. Таким образом, формальное соотношение сил Израиля и Египта по числу боевых самолетов (1:1,25) не отражало фактического соотношения их сил, составлявшего 1:1,8 в пользу Египта. Компенсировать это должен был фактор внезапности, помноженный на несомненное превосходство Израиля во всем, что касалось выучки пилотов, систем контроля и управления боем, эффективности ПВО, качества развединформации и уровня технического обслуживания самолетов. Отмеченное превосходство подтверждалось тем, что в каждом из тринадцати воздушных боев, имевших место с 1963 года до Шестидневной войны, египетские и, главным образом, сирийские ВВС теряли хотя бы один самолет, тогда как Израиль потерял один самолет во всех этих боях.

В условиях взвинченной напряженности и взаимной подозрительности, характеризовавших ситуацию на Ближнем Востоке в последние предвоенные дни, достижение эффекта полной внезапности казалось практически нереальным. 2 июня Насер сказал своим генералам, что израильского удара следует ждать "в ближайшие 48-72 часа и никак не позднее 5 июня". К такому выводу располагали многие факторы: масштабы мобилизации, все более глубокие разведрейды израильских самолетов, назначение министром обороны Моше Даяна и то, что в Иорданию уже направлялись иракские войска, а их появление на территории хашимитского королевства всегда рассматривалось Израилем как повод для начала войны. Египетскому президенту было ясно, что выбора у Израиля не осталось. Генералы требовали, чтобы Египет ударил первым, но Насер считал необходимым уступить Израилю инициативу первого удара и статус агрессора. 

Выступавший после него начальник военной разведки Мухаммед Ахмед Садек предложил отвести египетские самолеты с передовых авиабаз на Синае в глубь египетской территории. Ему возразил командующий ВВС Сидки Махмуд, опасавшийся, что отвод самолетов с Синая негативно скажется на боевом духе египетских пилотов. Насер спросил, каких потерь ожидает Махмуд, если Израиль ударит первым. Командующий ВВС полагал, что в этом случае Египет потеряет 15-20 процентов своих самолетов. Насер поинтересовался, какие потери Египет сможет причинить Израилю с оставшимися у него самолетами. Махмуд выразил уверенность в том, что оставшихся сил египтянам хватит для уничтожения 60-70 процентов израильской авиации. Было решено, что такой результат устраивает Каир. 

Насер угадал дату: 5 июня. Но действительность израильского первого удара многократно превзошла самые худшие ожидания египетских генералов. Время над целью было назначено израильским пилотам на 7 часов 45 минут: в это время у египетских летчиков был завтрак, и большинство из них находилось в столовых. Полагая, что израильская атака будет, скорее всего, предпринята на рассвете, египтяне построили режим патрулирования таким образом, что их дежурные истребители приземлялись на своих базах в 7.15. В момент, определявшийся израильским командованием как "время над целью", в воздухе находилось только три египетских истребителя. 

Два военно-транспортных Ил-14 вылетели в это время с расположенного в дельте Нила аэродрома Эль-Маза. На борту одного них находились фельдмаршал Амер и командующий египетскими ВВС Сидки Махмуд, следовавшие на синайскую авиабазу Бир-Тамада; другим транспортником летели премьер-министр Ирака Абдель-Рахман Ареф и высокопоставленный советский военный советник, направлявшиеся на расположенный к северу от Каира аэродром Абу-Сувейр. 

В первой ударной волне израильских ВВС участвовали 173 истребителя-бомбардировщика. Вылетев с десятка разных аэродромов 46 звеньями, они соединились в условленных точках в ударные группы и направились к целям, соблюдая строжайший режим радиомолчания. Даже в случае аварии израильским пилотам запрещалось подавать сигнал бедствия; им следовало молча катапультироваться или погибнуть вместе с машиной. Появление в воздухе столь значительного числа израильских самолетов зафиксировал новейший иорданский радар британского производства. Дежурным офицером был подан условный сигнал "Инáб" ("Виноград"), предупреждавший о начале войны; сигнал был получен египетским штабом в Аммане и передан далее в Каир, но там не успели отреагировать на него должным образом.

Удар планировался по девяти египетским аэродромам, однако успешное выполнение задачи позволило израильским ВВС дополнительно атаковать еще две авиабазы противника. Четыре подвергшихся бомбардировке аэродрома находились на Синае, три – в зоне Суэцкого канала, три – в дельте Нила, один – на юге Египта. Всего самолетами первой волны было уничтожено 197 самолетов противника, т.е. около половины египетских ВВС, включая большинство имевшихся у Египта бомбардировщиков. Взлетные полосы и рулежные дорожки большинства атакованных аэродромов были выведены из строя. Израильскими ВВС в этих атаках было безвозвратно потеряно восемь самолетов, и еще пять его самолетов вышли из строя на сутки и более; пять израильских пилотов погибли, трое получили ранения, двое оказались в плену.

Поступавшие еще до возвращения на базы отчеты израильских пилотов и донесения разведки о начавшейся эвакуации уцелевших египетских самолетов на тыловые аэродромы позволили оперативно откорректировать цели второй ударной волны. Вернувшиеся самолеты были быстро заправлены, перевооружены и снова подняты в воздух. Уже в 9 часов 34 минуты на египетские авиабазы обрушился новый, почти столь же мощный удар: во второй ударной волне участвовали 164 израильских самолета. Повторной бомбардировке подверглись восемь атакованных ранее авиабаз и, кроме того, были атакованы еще шесть египетских аэродромов, которым не досталось от первой волны. Ударам также подверглись радарные установки и иные средства радиоэлектронной борьбы. В результате этих атак было уничтожено еще 107 самолетов противника; израильскими ВВС был потерян один самолет, пилот которого погиб.

Все это время воздушное пространство Израиля защищали минимальные силы. Около полудня сирийская авиация атаковала ряд военных и хозяйственных объектов в районе Киннерета и в Изреэльской долине; сирийцы также пытались атаковать аэродром Мегиддо и нефтеочистительные сооружения в Хайфском заливе. Два сирийских самолета были сбиты израильскими пилотами; ущерб от предпринятых сирийцами атак оказался минимальным. Параллельно с этим иорданская артиллерия начала обстрел израильской части Иерусалима, аэродрома Рамат-Давид в Изреэльской долине и ряда других объектов, находившихся в зоне ее поражения, а иорданские ВВС атаковали Нетанью (видимо, спутав этот город с Тель-Авивом), артиллерийскую позицию ЦАХАЛа у мошава Кфар-Яабец в Шаронской долине и аэродром Кфар-Сыркин, уничтожив там один транспортный самолет. Наконец, около 14.00 иракский бомбардировщик Ту-16, намеревавшийся атаковать аэродром Рамат-Давид, по ошибке сбросил бомбы на расположенный неподалеку от него мошав Нахалаль. Сбитый израильскими пилотами, этот самолет упал на военную базу Махане-Амос, в результате чего погибли 16 военнослужащих ЦАХАЛа.

Опасаясь советского вмешательства в войну на стороне Сирии, израильское правительство решило не начинать военные действия против этой страны по собственной инициативе, но в тот момент, когда сирийские ВВС атаковали Израиль, это решение утратило силу. Равным образом у Израиля появилась веская причина для бомбардировки иорданских и иракских аэродромов. Третья ударная волна, стартовавшая в 12 часов 45 минут, включала 85 вылетов с целью бомбардировки египетских объектов, 67 вылетов в Сирию, 48 вылетов в Иорданию и один воздушный удар по ближайшему к Израилю иракскому аэродрому Н-3. Из одиннадцати атакованных тогда египетских аэродромов только один, расположенный на юге Египта, не подвергался бомбардировке ранее. На нем не было самолетов, но он мог быть использован для посадки вылетевших из Йемена египетских истребителей. 

Воздушные удары по авиабазам противника наносились до захода солнца, но уже в 10.35 командующий израильскими ВВС Мордехай Ход доложил Ицхаку Рабину: "Египетских ВВС больше не существует". Потеряв в первый день войны 26 своих самолетов (19 при налетах на авиабазы противника и 7 при оказании тактической поддержки наземным войскам), Израиль обеспечил себе абсолютное господство в воздухе. Последующие подсчеты показали, что в результате операции "Мокед" Египет потерял 347 самолетов и вертолетов, Сирия – 61 самолет и вертолет, Иордания – 21 самолет, Ирак – 21 самолет, Ливан – 1 самолет, так что в общей сложности арабскими государствами было потеряно свыше 450 летательных аппаратов. Египетские ВВС были уничтожены на 80 процентов, сирийские – на 60 процентов, иорданские - почти полностью.

В числе уничтоженных самолетов противника было 289 истребителей, 41 истребитель-бомбардировщик, 61 бомбардировщик, 44 военно-транспортных самолета и 16 вертолетов. Многие атакованные Израилем аэродромы были полностью выведены из строя, другие могли использоваться с очень большими сложностями.

Забегая вперед, отметим, что всего в Шестидневную войну израильскими ВВС было потеряно 46 самолетов – пятая часть их боевого состава, с учетом учебно-боевых самолетов. Арабские потери были на порядок больше (469 самолетов, включая полсотни сбитых в воздушных боях), но нужды Египта и Сирии стали сразу же восполняться Советским Союзом, тогда как Израиль, ходивший под французским эмбарго, еще должен был добиваться согласия Белого дома на поставку "Скайхоков".

...Эшколь оказался прав: первые пять минут предрешили исход войны. Многие израильские пилоты первой ударной волны говорили впоследствии: "Отбомбившись по своим целям, я подумал, что если остальные справились со своей задачей так же успешно, как мы на своем участке, война уже выиграна Израилем". Феноменальный успех операции "Мокед" позволил израильским ВВС приступить к оказанию интенсивной поддержки наземным силам ЦАХАЛа на несколько часов раньше первоначально намеченного срока. Более того, масштабы успеха позволили отменить по крайней мере одну наземную операцию (высадку морского десанта западнее Эль-Ариша), высвободив презназначавшиеся для нее силы для использования на иорданском фронте.

Но масштабы постигшей Египет военной катастрофы осознавались немногими. Египетская пропаганда вовсю трубила о паническом отступлении израильских войск к Тель-Авиву, а Израиль не пытался ее опровергнуть, желая выиграть максимум времени до политического вмешательства великих держав в конфликт на Ближнем Востоке. Напротив, Даян приказал направить журналистов в Нахаль-Оз и другие израильские поселения на юге, находившиеся под абстрелом египетской артиллерии. Сообщение израильского командования, составленное еще накануне и переданное 5 июня по радио в 8 утра, гласило:
 

С раннего утра на Южном фронте ведутся тяжелые бои с египетскими воздушными и танковыми силами, двинувшимися в сторону Израиля. Армия обороны Израиля сдерживает их наступление.

Фельдмаршал Амер, будь он умнее, уже мог бы догадаться о том, что ожидает Египет: его самолет только что метался полтора часа над Синаем, не имея возможности приземлиться ни на одном из находящихся там аэродромов, но когда он в конце концов приземлился в Каире, Амер приказал Сидки Махмуду обеспечить воздушное прикрытие действиям египетских войск по плану " "Фáхед", предусматривавшему глубокий прорыв к Тель-Авиву. 

* * *
Когда израильские пилоты завершали первый заход на египетские авиабазы, переданный войскам условный сигнал "Садин адóм" ("Красная простыня") привел в движение наземные силы ЦАХАЛа на египетском фронте. Части дивизии Исраэля Таля, главной ударной силы на юге, атаковали позиции АОП в секторе Газы и укрепленный район 7-й египетской дивизии между Рафиахом и Эль-Аришем. Южнее, на стыке позиционных районов 7-й и 2-й египетских дивизий, ударила передовая бригада дивизии Авраама Йоффе, целью которой был перекресток Бир-Лахфан в двадцати километрах к югу от Эль-Ариша. Оказавшись там, она должна была перекрыть путь на север, к приморской автодороге, силам 3-й египетской дивизии, сосредоточенным в районе Бир-Хасаны и Габель-Либани. 

Еще южнее укрепленные позиции 2-й египетской дивизии и приданных ей частей усиления атаковала в районе Кусеймы и Абу-Агейлы дивизия Ариэля Шарона. Наконец, в районе Кантиллы, в шестидесяти километрах к северу от Эйлата, передовые позиции 6-й египетской дивизии, защищавшей путь в центральную часть Синая и к перевалу Митле, атаковала 8-я механизированная бригада Авраама (Альберта) Мандлера, наносившая отвлекающий удар. Общее руководство действиями наступавших в секторе Газы и на Синае 84-й (Таль), 31-й (Йоффе) и 38-й (Шарон) дивизий ЦАХАЛа осуществлял командующий ЮВО Йешаягу Гавиш.

Первые два дня боев на юге не были легкими. ЦАХАЛ решал поставленные перед ним задачи, преодолевая упорное сопротивление противника. Тем не менее, уже в первый день боев израильскому правительству пришлось задуматься над возможностью немедленного начала наземных военных действий против Иордании.

Король Хусейн, поверивший заверениям египтян, убеждавших его в том, что их армия ведет успешное наступление, расстался с характерной для него осторожностью. В 10.10 иорданское радио сообщило, что израильские ВВС атакуют иорданские аэродромы, что было неправдой: до первого удара по иорданским авиабазам оставалось два с половиной часа. Но король как будто искал повод не остаться в стороне от войны. Израиль решил доверительным образом, не разрушая публичной картины, которую рисовала египетская пропаганда, известить Хусейна о реальном положении дел. В 11.05 через офицера ООН и американского посла в Тель-Авиве королю было передано официальное сообщение о том, что египетские ВВС уничтожены. Израиль настоятельно рекомендовал Хусейну не вмешиваться, но в этот момент иорданские самолеты уже вылетели на бомбардировку объектов в Израиле, и король не стал отменять приказ. 

В 11.31 иорданская артиллерия начала обстрел израильского анклава на горе Скопус, киббуца Рамат-Рахель и ряда районов в израильской части Иерусалима. Жертвами обстрела стали 12 мирных жителей; снарядами были повреждены здание Кнессета и резиденция президента Израиля. Сразу же после этого израильским ВВС был отдан приказ включить иорданские аэродромы и артиллерийские позиции в список подлежащих бомбардировке объектов. Рабин приказал приготовиться к захвату полосы, отделявшей анклав на горе Скопус от израильского Иерусалима, и районов, позволявших иорданской артиллерии вести обстрел израильских авиабаз. Даян разрешил силам СВО захватить полосу на севере Самарии, из которой осуществлялся обстрел аэродрома Рамат-Давид, не занимая при этом город Дженин. Он также отказался утвердить операцию по воссоединению горы Скопус с израильским Иерусалимом. Тем не менее, к такой операции было решено подготовиться и с этой целью 10-я пехотная бригада Ури Бен-Ари была переброшены из района Латрунского выступа к киббуцу Маале-ха-Хамиша. Ее задача состояла в том, чтобы отрезать Рамаллу от Иерусалима.

На этой стадии у короля Хусейна, уже потерявшего свои ВВС, еще оставалась возможность избежать более серьезного поражения в войне и территориальных потерь. Тем не менее в 14.15 иорданские силы вошли в демилитаризованную зону Армон ха-Нецив на юго-востоке Иерусалима, место расположения Органа ООН по выполнению условий перимирия (UNTSO), и полтора часа спустя они были выбиты оттуда силами 16-й Иерусалимской пехотной бригады Элиэзера Амитая. 

После этого вопрос о воссоединении с анклавом на горе Скопус был решен положительно: операцию планировалось начать ночью, если до тех пор не будет объявлено прекращение огня на иорданском фронте. С целью наступления на Скопус через Полицейскую школу, Арсенальную горку и район Шейх-Джарах в Иерусалим перебрасывались подразделения 55-й парашютно-десантной бригады Моты Гура, которую ранее предполагалось высадить на Синае для перекрытия путей отхода египетским частям. Решение о захвате Старого города еще не было принято, но король Хусейн уже создал все предпосылки к тому, чтобы через два дня - 7 июня, 28 ияра по еврейскому календарю - случились события, которые будут впоследствии ежегодно отмечаться израильтянами как День освобождения Иерусалима.

Часть IX. Удар "Хлыстом"

- Убивайте евреев повсюду, где бы ни настигла их ваша рука! Убивайте их вашим оружием, рвите их на куски руками, ногтями, зубами! 

Израильтянам неприятно вспоминать эти слова короля Хусейна. Отретушированный образ элегантного хашимитского монарха плохо сочетается в нашем сознании с кровожадной риторикой. Увы, именно так говорил король 5 июня 1967 года, напутствуя по радио солдат своей армии.

Заключив военное соглашение с Насером, подчинив иорданские силы египетскому генералу Абдул-Муниму Риаду и дав согласие на прибытие в Иорданию иракского экспедиционного корпуса, Хусейн немало способствовал окончательному решению Израиля о начале военных действий против Египта, однако он и теперь еще мог контролировать уровень иорданского участия в войне. Разделенный Иерусалим был для Израиля незаживающей раной, но с этой раной свыклись, и правительство Леви Эшколя не ставило своей целью вернуть еврейскому государству Восточный Иерусалим. Если бы Хусейн не вступил в войну или ограничился в ней минимальными жестами, выражающими его солидарность с Египтом, Иордания вышла бы из конфликта без территориальных потерь.

Не только политический истеблишмент, но и общественное сознание в предвоенном Израиле не были ориентированы на задачу воссоединения Иерусалима. Острые выражения боли, связанной с этой утратой, и надежды на ее восполнение были сравнительно частыми в ранний период существования государства, когда даже Ицхак Бен-Аарон, один из руководителей социалистической партии МАПАМ, требовал от правительства силой освободить Восточный Иерусалим, а поэт Хаим Гури обещал павшим в Гуш-Эционе вернуться "в эту плененную землю". Со второй половины пятидесятых годов таких изъявлений стало намного меньше, а главное – боль и надежда имели теперь своей перспективой вечность. "Когда последний из воинов взберется на башню Давида водрузить над ней наше знамя, меня не будет в рядах освободительной армии под небом Иерусалима, - писал Ури-Цви Гринберг, самый страстный поэт еврейского национального возрождения. – Я буду тогда внизу, в подземелье ликующего времени, под сводами вод". 

Ицхак Шалев, также весьма популярный в те годы поэт (и отец современного израильского писателя Меира Шалева), оставил замечательное стихотворение, в котором он повествует о крыше монастыря Нотр Дам де Сион, ставшей для него горой Нево – местом, позволившим Моисею взглянуть на Землю Обетованную, в которую ему не было суждено войти. Подобно Шалеву, многие иерусалимцы взбирались на эту крышу, чтобы взглянуть на Старый город, близкий и недоступный. Но о том, что раздел Иерусалима воспринимался как непреложная данность, можно судить и по следующей реплике самого Ицхака Шалева: "Я понимаю, что политическая необходимость вынуждает нас мириться с положением вещей, при котором ни один еврей не может пройти к югу от киббуца Рамат-Рахель или к востоку от горы Сион. Но для меня остается и всегда останется непостижимым, почему туда не прорывается ни одна наша песня, ни одна повесть".

Редактор газеты "Макор ришон" Хаггай Сегаль, опубликовавший недавно подборку подобных высказываний, отмечает, что двое из трех человек, занимавших до 1967 года пост премьер-министра Израиля, Моше Шарет и Леви Эшколь, жили в юности в районах, окупированных Трансиорданией в ходе Войны за независимость Израиля: Шарет вырос в Гофне, неподалеку от Рамаллы, а Эшколь жил в находившемся к северу от Иерусалима поселении Атарот. Но ни для одного из них освобождение этих районов не было политической целью. "Пережив два раздела Эрец-Исраэль, еврейский народ ищет спокойной и мирной жизни в малой части своей страны, ставшей его уделом", - искренне говорил Эшколь за полгода до Шестидневной войны, выражая умонастроение подавляющего большинства израильтян.

И все-таки песни иногда прорывались за бетонные стены и проволочные заграждения иерусалимской границы. 15 мая 1967 года, в самом начале ближневосточного кризиса, на музыкальном конкурсе, традиционно проводившемся в День Независимости, в исполнении молодой певицы Шули Натан впервые прозвучала песня "Золотой Иерусалим", только что написанная поэтом и композитором Наоми Шемер. На слушателей обрушился целый каскад запретных, загнанных в подсознание образов: иссохшие колодцы, опустевшая базарная площадь, осиротевшая Храмовая гора, завывание ветра в пещерах - и некому спуститься к Мертвому морю по Иерихонской дороге. Песня мгновенно обрела огромную популярность.

"Мир без евреев стал бы для меня мертвой планетой, и Старый город Иерусалима, в который заказана дорога евреям, был для меня пуст, - отвечала впоследствии Шемер своим критикам, возмущавшимся ее нежеланием увидеть арабских торговцев на площади и молящихся мусульман на Храмовой горе. - Ваши слова звучат как попытка ободрить влюбленного тем, что его возлюбленная делит ложе с другим. В поэзии я выражаю свои чувства и, может быть, чувства своего народа. У арабов, я слышала, есть замечательные поэты. Вот пусть они и выражают их чувства к Иерусалиму".

В тот же самый день, 15 мая 1967 года, произошло еще одно событие, которое может быть уподоблено песне, прорвавшейся через кордоны. Широкого резонанса оно не имело, но на дальнейший ход истории им было оказано большое влияние. 

Рав Цви-Йегуда Кук, виднейший в то время духовный авторитет национально-религиозного лагеря, выступал перед своими учениками по случаю Дня Независимости. В основанной его отцом иерусалимской йешиве "Мерказ ха-Рав" такие выступления были традицией, но в этот раз рав Цви-Йегуда поразил собравшихся силой своего чувства, когда он, повествуя о своих давних переживаниях в связи с разделом Эрец-Исраэль, прокричал с неподдельной болью: "Где наш Хеврон? Мы забыли его? Где наш Шхем? Где Иерихон? Мы и о них позабыли? Можем ли мы поступиться хоть пядью дарованной нам Всевышним земли? Имеем ли право закрыть для нее свое сердце?".

Присутствовавшие в йешиве говорили впоследствии, что никто из них не остался прежним человеком после этих слов рава Цви-Йегуды. Три недели спустя многим из его учеников было суждено оказаться в освобожденном Иерусалиме, Хевроне, Шхеме, Иерихоне солдатами победившей израильской армии. Встреча с этими местами была исполнена для них особенно глубокого смысла, и в том, что их учитель только что прокричал о нестерпимо долгой разлуке с захваченными врагом областями Эрец-Исраэль, им виделось провиденциальное указание на стоящие перед ними задачи.

Был бы нелеп тот, кто, прочитав эти строки, соблазнился выводом о тайном завоевательном замысле израильского руководства, заранее искавшем себе пропагандистское сопровождение, частью которого стали песня Наоми Шемер и выступление раввина Кука. Никто в Израиле не ждал близкой войны в середине мая и, тем более, такой войны, в результате которой будут освобождены Иудея, Самария и Восточный Иерусалим. Даже с началом военных действий и уже оказавшись перед фактом нападения Иордании на Израиль, командование ЦАХАЛа медлило с решением о проведении значительных операций на иорданском фронте.

* * *
Главной задачей начавшейся войны считался разгром египетской армии, требовавший от Израиля максимального напряжения сил. Три дивизии ЦАХАЛа были брошены в сражение с тремя развернутыми на севере Синая египетскими дивизиями – 2-й, 7-й, 3-й - и со сведенными в 20-ю палестинскую дивизию силами АОП в секторе Газы. При этом в центральной части Синая, к юго-западу от Бир-Хасаны, у египтян были развернуты 6-я пехотная дивизия и два ударных формирования под командованием генералов Шазли (в Войну Судного дня он будет стоять во главе египетского Генштаба) и Якута, насчитывавшие в общей сложности порядка 170 танков, т.е. эквивалентные еще одной дивизии. В западной части полуострова, в районе Бир-Гафгафы и на линии перевалов, базировались части 4-й египетской танковой дивизии. Наконец, на самом юге Синая, в Шарм-аш-Шейхе и Ат-Туре, у египтян были сосредоточены подразделения, эквивалентные двум бригадам. Добиться быстрого успеха в войне при таком соотношении сил было весьма непросто даже в условиях достигнутого Израилем господства в воздухе.

Моше Даян не планировал захват Газы и не хотел, чтобы силы ЦАХАЛа были втянуты там в уличные бои, однако с началом военных действий мощный огонь, открытый с позиций АОП по приграничным израильским поселениям и линиям коммуникаций, вынудил начальника Генерального штаба направить в Газу 11-ю пехотную бригаду Йегуды Решефа, усиленную резервистским танковым батальоном, и один из батальонов 35-й десантной бригады Рефаэля Эйтана; эти силы атаковали Хан-Юнес, Дейр-эль-Балах и город Газу. 

Другие подразделения 35-й десантной бригады были задействованы в районе Рафиаха, на участке фронта, который прорывала дивизия Исраэля Таля. Входившие в нее 7-я танковая бригада Шмуэля Гонена (Городиша) и 60-я танковая Менахема Авирама пробивались через тщательно подготовленный к обороне район Джеради: бункеры, умело замаскированные огневые позиции, противотанковые рвы, минные поля, не видимые с дорог ходы сообщения. В дивизию Таля были сведены все имевшиеся у Израиля современные американские танки "Паттон", но этим лишь в малой степени облегчалась стоявшая перед ней задача.

Южнее, на участке наступления дивизии Авраама Йоффе, 200-я танковая бригада Иссахара Шедми рвалась через египетские минные поля и считавшееся непроходимым вади Харидин к Бир-Лахфану, пытаясь как можно скорее занять этот населенный пункт и стратегически важный перекресток. Постоянно оглядываясь на ситуацию в районе Иерусалима, израильское командование не спешило поддержать ее силами 520-й танковой бригады Эльханана Сэлы, также входившей в дивизию Йоффе, но вариант, при котором эту бригаду пришлось бы забрать у ЮВО, означал бы серьезное нарушение израильских планов на египетском фронте.

Еще южнее части дивизии Ариэля Шарона – 14-я танковая бригада Мордехая Циппори, 80-я десантная бригада Дани Мата и 99-я пехотная бригада Йекутиэля Адама – атаковали Умм-Катаф, укрепленный район 2-й египетской дивизии, прикрывавший перекресток Абу-Агейла с уходящей от него дорогой к перевалу Гиди и к Исмаилии. В соответствии с упоминавшимся ранее планом "Кахер" этот район был одним из главных узлов египетской обороны, почти не уступавшим основному узлу Джеради: три укрепленные линии, разветвленная система ходов сообщения, минные поля, позиции войсковой ПВО, 80 артиллерийских орудий, 90 танков, 16 тысяч солдат и офицеров египетской армии. На следующий день израильским командованием планировалось сражение с основными танковыми силами противника, и Генштаб торопил войска, стараясь полностью выполнить задачи первого дня войны, связанные со взломом египетской обороны. 

Обойти оборонительные рубежи, прикрывавшие весь равнинный участок северного Синая, ЦАХАЛ не мог: даже на этом участке наступление по бездорожью, через песчанные дюны и крутые овраги, было на грани возможного, а расположенный южнее горный массив Хариф был в принципе непроходим. К югу от этого массива продвижение войск в центральную часть Синая было возможным в районе Кантиллы, и здесь успехом израильского командования явилось уже и то, что, выделив для отвлекающего удара минимальные силы из состава 8-й механизированной бригады, оно сумело убедить египтян в том, что удар ЦАХАЛа на данном участке будет гораздо мощнее. Благодаря этому Египет держал на линии Кантилла - Ат-Тамад – Нахле свою 6-ю пехотную дивизию, а на участке между указанной линией и Бир-Хасаной –ударные формирования Шазли и Якута. Выделенные им танки планировалось использовать в укрепрайоне Джеради, и их отвод на юг явился результатом успешных дезинформационных мероприятий, осуществлявшихся управлением 49-й дивизии ЦАХАЛа.

Таким образом, без прорыва египетской обороны на севере Синая разгромить основные силы противника было невозможно. Бывало, что случайные обстоятельства складывались удачно для наступающих израильских войск: танки Городиша, обходившие Газу с юга, были приняты противником за свои, и точно так же десантникам Рефаэля Эйтана удалось приблизиться неопознанными к позициям египтян в Рафиахе. Но уже вскоре после этого и 7-я танковая, и 35-я десантная бригады были вовлечены в тяжелые бои. В сражении с частями АОП под Хан-Юнесом Городиш потерял половину своей разведроты, значительное число танков, около сорока офицеров. Выступив перед солдатами, он пообещал им победу, но тут же предупредил их: "А если не победим, возвращаться нам будет некуда". Таль не раз повторил в этот день слова "Любой ценой!", требуя от своих войск неукоснительного выполнения поставленных перед ними задач. Такие же слова звучали 5 июня из уст других командиров.

* * *
Но Хусейн уже в первый день войны повел себя так, что у Израиля практически не осталось возможности воздержаться от начала наступательных действий на иорданском фронте. Его авиация атаковала Израиль, артиллерия вела интенсивный огонь по всей линии границы, демилитаризованная зона Армон ха-Нецив была захвачена иорданскими силами, израильский анклав на горе Скопус находился под плотным обстрелом и, казалось, будет захвачен в самое ближайшее время, 40-я иорданская танковая бригада выдвинулась к Дженину, 60-я танковая поднималась к Иерусалиму, угроза вторжения наблюдалась со стороны Калькилии, а части иракского экспедиционного корпуса подходили к Ирбиду. Их сдерживали израильские ВВС, но было понятно, что иракские силы все же вступят в боевое соприкосновение с ЦАХАЛом, если Иордания не будет разгромлена раньше. 

Во второй половине дня стало ясно, что в районе Эль-Ариша дивизия Таля добьется нужного результата без помощи 55-й десантной бригады, которая две недели тренировалась, готовясь к высадке на Синае, и Генштаб перебросил эту бригаду в Иерусалим. В Северную Самарию вошли подразделения 45-й механизированной бригады Моше Бар-Кохбы, которым вскоре пришлось вступить в трудный бой у поселка Яабад. Из Галилейского выступа к иорданской границе подтягивались оснащенный легкими танками АМХ-13 батальон 37-й бригады Ури Рома и часть сил пехотной бригады "Голани", которой командовал Йона Эфрат. 45-я и 37-я бригады (обе из единственной в СВО дивизии Эльада Пеледа) представляли собой основную ударную силу на севере, и с их выдвижением к иорданской границе на сирийском фронте оставалось минимальное количество танков. 

В 19.00 правительство Леви Эшколя собралось в подвальном помещении Кнессета, все еще находившегося под обстрелом иорданской артиллериии. Заседание состоялось по просьбе Менахема Бегина, настаивавшего на освобождении иерусалимского Старого города. Бегина поддержал Игаль Алон, заявивший, что действия Иордании безусловно дают Израилю повод занять Старый город. Правительством было принято положительное решение по данному вопросу, носившее, однако, самый общий и, если можно так выразиться, рекомендательный характер: Эшколь настаивал на том, что практическое решение об освобождении Иерусалима не может быть принято в отсутствие министра обороны и начальника Генерального штаба и что возможность санкционировать наступательную операцию в Иерусалиме будет зависеть от развития событий на египетском фронте, главном в этой войне.

К тому времени 16-я Иерусалимская бригада, ранее выбившая иорданцев из захваченной ими демилитаризованной зоны Армон ха-Нецив, захватила Цур-Бахер. В ответ на артиллерийский обстрел пригородов Тель-Авива израильская артиллерия стала обстреливать Калькилию и Туль-Карем. Прошел еще час, и иорданским огнем накрыло международный аэропорт в Лоде. Здесь, как и при обстреле расположенной в Изреэльской долине авиабазы Рамат-Давид, иорданцами использовались 155-мм орудия "Long Tom". Израиль предупредил правительство Иордании через UNTSO о том, что в случае продолжения обстрелов его жизненно важных объектов Амман и Рамалла подвергнутся бомбардировке с воздуха. Уклончивый ответ короля Хусейна побудил Моше Даяна отказаться от дальнейших контактов с Амманом. 

Это решение, имевшее определяющее значение для дальнейшего развития событий на иорданском фронте, было принято в 22.00 – после целого дня, в течение которого Израиль не оставлял попыток локализовать конфликт с Иорданией. Спустя полчаса министр обороны приказал взять Дженин и утвердил предложение Ицхака Рабина о разведке боем в районе Латрунского выступа. Прошло еще два часа, и на совещании Эшколя с Даяном и Рабином был установлен следующий порядок практических приоритетов ЦАХАЛа: 

1) уничтожение египетских танковых сил на Синае; 
2) захват Шарм-аш-Шейха; 
3) захват Иудеи и Самарии. 

В ходе этого совещания также обсуждались вопросы, связанные со средоточением сирийских войск к западу от Кунейтры и с опасностью еврейского погрома в Бейруте. Если бы такой погром разразился, на него предполагалось отреагировать высадкой израильских сил в столице Ливана с воздуха или с моря.

Между тем Генштаб сначала отклонил предложение ЦВО начать операцию по захвату Шейх-Джараха силами 55-й десантной бригады в ночь на 6 июня, а затем утвердил его. Главным аргументом Генштаба было то, что в утренние часы резервистам-десантникам Моты Гуры сможет оказать поддержку авиация и что к тому времени 10-я механизированная бригада уже выйдет через Биду, Наби-Самуэль и Бейт-Ханину в район Гива Царфатит. Но командующий ЦВО Узи Наркис, комбриг Гур и его комбаты настаивали на ночной атаке, и Генштаб в конце концов согласился с ними. Наряду с энтузиазмом десантников, на принятое решение повлияло и то, что израильское командование опасалось появления танков 60-й иорданской бригады у больницы "Августа Виктория" на вершине Масличной горы, откуда они смогли бы вести эффективный огонь по наступающим израильским силам. 

После всех промедлений 55-я бригада выступила из иерусалимского квартала Санхедрия лишь в 3.10 ночи и уже пять минут спустя, оказавшись под сильнейшим артиллерийским огнем, она запросила поддержку с воздуха. Этим была сразу доказана правильность мнения об отсрочке операции до утра и ее проведении в условиях, которые позволяли бы авиации с самого начала оказывать эффективную помощь десантникам, наступавшим в направлении Полицейская школа - Арсенальная горка – гостиница "Амбассадор". Оттуда часть сил 55-й бригады должна была двинуться в направлении горы Скопус, другая – к Музею Рокфеллера через квартал Вади-Джоз. 

Захват Полицейской школы и Арсенальной горки был поручен 66-м батальону десантников, которым командовал Йоси Йоффе. Вблизи построенного британскими властями в тридцатые годы здания Полицейской школы находился склад боеприпасов, давший всему объекту название Арсенальная горка. При этом собственно Арсенальная горка представляла собой укрепленный оборонительный комплекс в виде буквы Ш; две казармы и штабные строения в центре этого комплекса были окружены узкими траншеями глубиной до двух метров, а от опоясывающей холм кольцевой траншеи шли проходы к каменным и бетонным блиндажам. На западной, обращенной к еврейскому Иерусалиму, стороне кольцевой траншеи блиндажи располагались через каждые три метра. Всего на холме было около сорока блиндажей с оборудованными пулеметными, минометными и артиллерийскими позициями, подступы к которым прикрывало несколько линий проволочных заграждений. Этот комплекс защищали полторы сотни иорданских солдат.

При захвате Полицейской школы погибли шестнадцать десантников из первой роты 66-го батальона, но еще большие трудности выпали на долю третьей роты, штурмовавшей Арсенальную горку. Передвигаясь по узким траншеям, в которых мог пройти только один человек, десантники вели бой на коротких дистанциях, забрасывая гранатами вражеские блиндажи. Третья рота несла большие потери, но комбат Йоффе, получивший в некий момент слишком оптимистичное донесение от ее командира, уже отправил остальные силы своего батальона на захват Шейх-Джараха и расположенной там гостиницы "Амбассадор"; часть из них пришлось позже вернуть на объект, ставший ареной жесточайшего боя.

Потеряв в общей сложности 37 бойцов, десантники завершили захват Полицейской школы и Арсенальной горки; около ста израильских солдат получили ранения. С иорданской стороны было порядка 70 убитых и полсотни раненых. Обе стороны с большим уважением отзывались о мужестве своих противников в этом бою. Годы спустя в Израиле стали высказываться скептические суждения о продуманности атаки на Арсенальную горку, о возможности обойти ее стороной и даже о том, что Мота Гур, разочарованный отменой десантной операции на Синае, хотел украсить послужной список своей бригады эффектным боем на укрепленном объекте противника. Последнее кажется крайне сомнительным, поскольку выбор контура наступления на Скопус определялся не комбригом-55, а Генштабом. Сомнительно и то, что укрепрайон, созданный специально для того, чтобы контролировать огнем подступы к горе Скопус, было так уж легко обойти. Вместе с тем ряд критических тезисов, связанных со сражением на Арсенальной горке, звучит убедительно, что, конечно, никак не влияет на высочайшую оценку героизма, проявленного израильскими солдатами в этом бою.

* * *
В целом ЦАХАЛ успешно решал свои задачи на иорданском фронте 6 июня, располагая там весьма скромными силами. В Северной Самарии 45-й механизированной бригаде и части направленных туда подразделений 37-й танковой бригады противостояли две пехотные и одна танковая бригады противника с приданными им дополнительными силами, включая отдельный танковый батальон и два дивизиона полевой артиллерии. Тем не менее, ЦАХАЛ без особых сложностей взял Дженин и продолжил наступление на юго-восток (в направлении Тубаса) и юго-запад (в долину Дотáн), оставив зачистку этого города пехотинцам 9-й бригады Аарона Авнуна. В долине Дотан израильские силы встретились наконец с 40-й иорданской бригадой, оснащенной танками "Паттон" и новыми американскими бронетранспортерами М-113. Завязавшийся бой продолжался до утра 7 июня, и 40-я бригада противника была в нем уничтожена. Всего же в северной Самарии иорданская армия потеряла 110 танков; лишь восемь ее танков смогли отступить оттуда за Иордан. Тем временем 60-й иорданской бригаде, двинувшейся к Иерусалиму со стороны Иерихона и также вооруженной танками "Паттон", были причинены большие потери израильской авиацией.

Подобно сражениям в Рафиахе и на Арсенальной горке, прославленным в песнях Йорама Тахар-Лева, танковый бой в долине Дотан, в котором погибли 33 солдата ЦАХАЛа, тоже удостоился посвященной ему песни. Ее слова были написаны Далией Равикович; усвоив впоследствии политические взгляды известного типа, эта поэтесса с сожалением оценивала свой вклад в "милитаристское прославление" Шестидневной войны.

Южнее силами ЦВО столь же успешно решались поставленные перед ними боевые задачи. 5-я пехотная бригада Зеэва Шахама коротким ударом со стороны Кфар-Сабы взяла Калькилию и вышла к Азуну. 4-я пехотная бригада Моше Йотвата захватила полицейскую крепость в Латруне и прилегающий к ней район, за который в 1948 году велись тяжелейшие бои. Добившись этой победы с неожиданной легкостью и разгромив вблизи Латруна два батальона египетских коммандос, которым было поручено атаковать аэропорт в Лоде и сеять панику среди гражданского населения Израиля, 4-я бригада продолжила наступление к Бейт-Хорону. Тем временем 10-я бригада Ури Бен-Ари, в которую входили два батальона мотопехоты и танковый батальон, оснащенный модернизированными американскими "Шерманами" времен Второй мировой войны, выбила противника с нескольких укрепленных позиций к северу от Иерусалимского коридора, вышла к перекрестку Ар-Рам и перекрыла огнем дорогу Рамалла – Иерусалим. Вечером 6 июня она ударила по Рамалле и взяла этот город.

Наконец, в самом Иерусалиме, где Иордания имела в начале войны три пехотные бригады, два артдивизиона и тысячу человек в отрядах палестинской милиции, десантники Моты Гура вышли к археологическому Музею Рокфеллера, расположенному у северо-восточного края Старого города, а 16-я Иерусалимская бригада заняла Абу-Тор, потеряв в сражении за этот квартал семнадцать своих бойцов. В результате ЦАХАЛ подчинил своему контролю все пространство к северу от Старого города до горы Скопус включительно и значительную территорию в южной части Иерусалима. Вопрос состоял теперь в том, будет ли следующим шагом освобождение Старого города или, как предлагал Моше Даян, установление полного израильского контроля над расположенной к востоку от него Масличной горой. 

АМАН между тем перехватил интересную беседу президента Насера с королем Хусейном. Ее участниками обсуждалась возможность смазать эффект позорного поражения с помощью заявлений о том, что в военных действиях против арабских государств вместе с Израилем принимают участие Соединенные Штаты и Великобритания. Египетский лидер колебался: обвинить ли в нападении на арабов только американцев или приплести к делу также и англичан? Хусейн находил, что вместе с англичанами будет пристойнее. И действительно, 6 июня арабские радиостанции заверещали о "доказанном факте" участия американских и британских самолетов в войне на Ближнем Востоке.

Параллельно с этим Иордания явственно обозначила свою заинтересованность в прекращении огня де-факто, но теперь несговорчивость проявлял Израиль. Хусейн боялся потерять всю свою армию и в то же время страшился того, что результатом его официального заявления о прекращении огня станет палестинский мятеж или переворот в Аммане. Терзаемый этими страхами, он то отдавал приказ о выводе иорданских войск из Иудеи и Самарии, то отменял его и приказывал своим силам защищаться на занимаемых ими позициях. "Мне кажется, сейчас уже поздно взывать к израильтянам с просьбой о снисходительности к королю и его режиму", - докладывал из Тель-Авива американский посол Уолворт Барбур. И действительно, против начавших отход иорданских войск были брошены все имевшиеся у Израиля учебно-боевые самолеты "Фуга-Магистр" и часть истребителей-бомбардировщиков старых моделей. Израильское правительство всерьез опасалось решения Совета Безопасности ООН, которым участникам конфликта будет жестко предписано немедленно прекратить огонь, и в ночь на 7 июня Генштаб поставил частям ЦВО задачу немедленно освободить Старый город.

Рано утром израильская артиллерия открыла огонь по Мусульманскому кварталу Старого города и по укрепрайону, созданному противником у больницы "Августа Виктория". Один из батальонов 55-й бригады спустился к этой больнице с горы Скопус, другой – поднялся из Вади-Джоз, после чего десантники продвинулись на юг, к гостинице "Интерконтиненталь", и теперь уже весь хребет Масличной горы контролировался силами ЦАХАЛа. Оттуда бойцы 55-й бригады спустились в Гефсиманский сад и в Кедронскую долину. В 9.45 израильские танки дали залп по Львиным воротам, после чего десантники Моты Гура в пешем строю и на бронетранспортерах ворвались через них в Старый город, сопровождаемые несколькими танками. Одновременно с этим рота Иерусалимской бригады ворвалась в Армянский квартал Старого города через Сионские ворота. Двинувшись на восток, в разграбленный и частично разрушенный иорданцами Еврейский квартал, она вскоре встретилась у Мусорных ворот с десантниками, наступавшими со стороны Кедронской долины.

В этот момент командный бронетранспортер Моты Гура уже находился на Храмовой горе, и комбриг-55 произнес по рации свою знаменитую фразу: "Всем станциям Ученика, говорит Ученик: Храмовая гора в наших руках!". Вскоре туда же прибыл главный раввин ЦАХАЛа Шломо Горен с шофаром и свитком Торы, а вслед за ним - министр обороны Даян, начальник Генштаба Рабин и командующий ЦВО Узи Наркис. Даян обошел на Храмовой горе парадный строй десантников, но распорядился снять израильский флаг, вывешенный одним из них над мечетью Кýпола над Скалой. Делегация арабов Иерусалима явилась на Храмовую гору с капитуляцией и сообщением о спрятанных в мечетях запасах оружия. Один из ее членов сообщил Гуру, как спуститься с горы к Стене плача, и в переулке у Стены вскоре состоялась торжественная церемония в присутствии премьер-министра Леви Эшколя. По всей стране люди вывешивали флаги на окнах и балконах своих домов, в Старый город немедленно устремились тысячи израильтян.

"Нет слов, способных выразить чувства, переполняющие всех нас в этот час, - говорилось на следующий день в редакционной статье газеты "Гаарец", вышедшей под заголовком "Ликуй, обитающая в Сионе!", позаимствованным у пророка Исайи. – Старый город Иерусалима – наш! Его ворота открыты, и Стена плача никогда больше не будет символом запустения. Древнее величие вошло в жизнь молодого государства, и его духом будет теперь исполнено строительство нового еврейского общества, продолжающего историю еврейского народа на его родине... Весь наш народ, здесь и в диаспоре, с благодарностью салютует Армии обороны Израиля!".

В том же ключе о событиях минувшего дня отзывались другие издания. "Библейские стихи и слова древних молитв обрели вчера живой смысл, - говорилось в редакционной колонке газеты "Давар", печатного органа Гистадрута. – Это день будет навсегда запечатлен в еврейских сердцах сбывшейся надеждой многих поколений, молившихся и мечтавших об избавлении Сиона".

На иорданском фронте тотальный разгром противника силами ЦАХАЛа был повсеместным. Одновременно с началом операции по освобождению Старого города 37-я танковая бригада и один из батальонов "Голани" заняли Шхем, а 5-я пехотная, взявшая накануне Калькилию, заняла Туль-Карем и встретилась восточнее Шхема с танкистами 45-й механизированной бригады, завершившими бой в долине Дотан. 4-я пехотная эффективно расширяла зону своего контроля к северу от Латруна и к западу от шоссе Рамалла – Шхем. Танки 10-й бригады вошли в Иерихон. Со стороны Бейт-Шеана в Иорданскую долину вошли силы 2-й пехотной бригады Йегуды Гавиша и туда же, в долину, спускался южнее, со стороны Тубаса, батальон 45-й механизированной бригады. Иерусалимская бригада заняла Бейт-Лехем и выдвинулась в Гуш-Эцион, трагически утраченный израильтянами в Войну за независимость. 

Противник еще оказывал спорадическое сопротивление, но его дезорганизованные силы уже нигде не могли помешать ЦАХАЛу в решении поставленных перед ним задач. Утром следующего дня, 8 июня, силами Иерусалимской бригады был взят Хеврон, последний из арабских городов на западном берегу Иордана. Жители Хеврона, вырезавшие в 1929 году еврейскую общину этого города, панически боялись расплаты за кровавые преступления своих отцов, но ЦАХАЛ не мстил побежденным.

Иудея и Самария были полностью освобождены менее чем за три дня – в условиях, когда основные израильские силы были задействованы на другом фронте. Экспедиционный корпус Ирака так и не успел вступить в боевое соприкосновение с наземными силами ЦАХАЛа, а Иордания потеряла 700 военнослужащих убитыми, 6000 ранеными и пропавшими без вести, 550 пленными. Ею были также потеряны 179 танков, 53 бронетранспортера, 3166 машин разных типов и почти 20 тысяч единиц стрелкового оружия. 

В целом израильская операция против Иордании проводилась в соответствии со старым, 1965 года, планом "Паргóль" ("Хлыст"); уровень необходимой импровизации оказался в общем-то невелик. Но и египетская армия, упорно сопротивлявшаяся на севере Синая в первый день войны, дрогнула 6 июня и была наголову разбита ко времени окончания боевых действий на иорданском фронте.

Часть X. Удар "Мотыгой"

Не будет преувеличением сказать, что Стальная дивизия Исраэля Таля – именно так называли это соединение – порвала в клочья 7-ю пехотную дивизию Абдель-Азиза Сулеймана, в зону ответственности которой входил примыкающий к Средиземному морю контур египетского оборонительного комплекса на севере Синае. Египтяне могли опереться там, в укрепрайоне Джеради, на заранее подготовленные рубежи обороны, но в пользу Таля, дивизия которого составляла главную ударную силу Южного фронта, сыграло многократное превосходство по числу танков и артиллерийских орудий, равно как и фактор абсолютного господства Израиля в воздухе. 

Комдив Сулейман погиб вместе с группой офицеров своего штаба уже в первые часы войны, после чего его лишившиеся командования части начали поспешное отступление к Эль-Аришу. Их потери в технике составили 5 июня до полусотни советских танков Т-34-85 и ИС-3 и трудноустановимое на фоне последующих потерь количество бронемашин и грузовиков. Египетская дивизия также потеряла убитыми и ранеными около 2000 своих бойцов. Несмотря на завязавшиеся бои в секторе Газы, которых министр обороны Даян рассчитывал избежать, и на те трудности, с которыми столкнулась танковая бригада Менахема Авирама, преодолевшая семьдесят километров в обход южного края укрепрайона Джеради, к концу первого дня войны передовые силы дивизии Таля вышли к Эль-Аришу и к северной оконечности Бир-Лахфана, взломав оборону противника на глубину до сорока километров.

Основные силы наступавшей южнее, со стороны Ниццаны, дивизии Ариэля Шарона вступили в бой несколько позже. Опрокинув в течение дня силы египетской приграничной завесы, они вышли к передовым линиям укрепрайона Умм-Катаф с наступлением темноты и уже ночью обрушили на этот район, контролировавшийся 2-й египетской дивизией Саади Наджиба, огонь шести артиллерийских дивизионов, выпустивших свыше шести тысяч 155-мм и 105-мм снарядов. Еще до окончания артподготовки израильская пехота, доставленная к месту атаки автобусами, проникла в боевые порядки противника на северном фланге, в районе Абу-Агейлы. Продвигаясь по вражеским траншеям и используя складки местности, пехотинцы Йекутиэля Адама сумели нейтрализовать многие очаги египетской обороны еще до того, как единственная в дивизии Шарона танковая бригада Мордехая Циппори нанесла основной удар. Тем временем высадившиеся с вертолетов десантники Дани Мата уничтожили удаленный от переднего края позиционный район египетской артиллерии, и к утру 6 июня прорыв обороны противника в Абу-Агейле и Умм-Катафе стал свершившимся фактом. 

Одновременно с дивизией Таля и несколько раньше удара, нанесенного дивизией Шарона, в считавшееся непроходимым для танков и потому неприкрытое египетскими войсками вади Харидин вошла танковая бригада Иссахара Шедми из дивизии Авраама Йоффе. 

Русло этого вади было изучено израильскими десантниками в 1956 году, и их вывод состоял в том, что данный маршрут в принципе может быть использован танками. В том же 1956 году Авраам Йоффе командовал 9-й пехотной бригадой, проделавшей трудный путь к Шарм-аш-Шейху по восточному побережью Синая. В последующий период он возглавлял Офицерскую школу и Инструкторское управление Генерального штаба, а затем поочередно командовал двумя военными округами, Южным и Северным. В 1965 году Йоффе вышел в отставку и был назначен директором Департамента заповедников и национальных парков Израиля. Важно, однако, что на посту командующего ЮВО он вернулся к данным топографической разведки, произведенной в вади Харидин во время Синайской кампании, и разработал на их основе практический план продвижения танковых сил по этому маршруту.

Незадолго до Шестидневной войны Йешаягу Гавиш, ставший командующим ЮВО двумя годами раньше, пригласил Йоффе на встречу, и тот явился к нему в штатском, не ожидая, что его ждет возвращение в армию. Гавиш поинтересовался мнением гостя о некоторых деталях давно разработанного им плана и, обнаружив, что Йоффе уверен в возможности провести крупные танковые силы по песчанным дюнам вади Харидин на пятьдесят километров в глубь египетской территории, предложил ему лично возглавить этот бросок. Таким образом Йоффе, грузный и сравнительно пожилой человек (ему уже исполнилось тогда пятьдесят три года), оказался к началу войны командиром танковой дивизии, в которую вошли две бригады - 200-я Иссахара Шедми и 520-я Эльханана Сэлы. 

Обе указанные бригады были вооружены британскими танками "Центурион". И если 520-я оставалась 5 июня в резерве главного командования, полагавшего, что она может оказаться необходима в районе Иерусалима или на юге синайского фронта, где все еще приходилось опасаться египетской наступательной операции с целью отсечения Южного Негева от основной израильской территории, то 200-я уже в утренние часы скрытно вошла в вади Харидин. Преодолевая минные заграждения и слабые заслоны противника, часто не имевшие радиосвязи, танковая бригада Шедми устремилась по считавшейся непроходимой местности к перекрестку Бир-Лахфан и вышла к нему тогда же, когда танки 7-й бригады Шмуэля Гонена (Городиша) из дивизии Таля подошли к Эль-Аришу. Уничтожив радиолокационную станцию, охранявшуюся ротой пехоты и зенитными орудиями, танкисты Иссахара Шедми блокировали Бир-Лахфанский перекресток с юга. Совершив этот изящный маневр, они лишили противника возможности контратаковать дивизию Таля силами 3-й дивизии генерала Османа Насера, базировавшимися в районе Бир-Хасаны и Габель-Либани. 

И действительно, когда генерал Абдель-Мухсан Камаль Муртаги, командовавший египетским корпусом на севере Синая, бросил на помощь твердо сражавшимся защитникам Эль-Ариша две бригады, вооруженные танками Т-55, их встретили у Бир-Лахфана "Центурионы" 200-й бригады ЦАХАЛа, один из батальонов которой был без особой нужды направлен ночью на помощь Шарону и лишь утром 6 июня вернулся в район Бир-Лахфана. 

Жестокий бой на этом участке продолжался до полудня; израильтяне потеряли в нем девятнадцать танков, уничтожив сорок танков противника и вынудив египтян отказаться от дальнейших попыток прорваться к Эль-Аришу со стороны позиционного района 3-й дивизии. Параллельно с этим опасность удара во фланг Ариэлю Шарону была блокирована бригадой Эльханана Сэлы, ранее составлявшей резерв главного командования на юге. Прямо через боевые порядки Шарона, продолжавшего зачистку Умм-Катафа, эта бригада вышла к Габель-Либани и встретилась там с подошедшими от Бир-Лахфана танками Шедми. С этого момента дивизия Йоффе действовала в полном составе. Ей предстояло наступать в направлении Бир-Хасана – Бир-Тамада – линия перевалов – Суэц - побережье Суэцкого залива. 

Дивизия Шарона заняла Кусейму, лежащую к югу от укрепрайона Умм-Катаф, а Исраэль Таль, выделив необходимый отряд для зачистки Эль-Ариша, разделил основные силы своей дивизии на три части. В оперативную группу Исраэля Гранита были включены рота танков "Паттон", разведрота, рота инженерных войск, рота на джипах с безоткатными орудиями и рота тяжелых 120-мм минометов. Этой группе было приказано вести наступление прямо на запад, к Суэцкому каналу, и к концу дня 6 июня она вплотную приблизилась к восточному краю Бардавильского лагунного залива на северном побережье Синая. 

Другая часть дивизии Таля, отданная под начало Городиша, двинулась к Бир-Лахфану и Габель-Либани, откуда ей предстояло наступать к Бир-Гафгафе и Исмаилии, расположенной на центральном отрезке Суэцкого канала, но не выходить к каналу, а остановиться в десяти километрах от него (такой же приказ был отдан Моше Даяном всем израильским силам, наступавшим в сторону этой международной артерии). В то же время подразделения кадровой десантной бригады Рефаэля Эйтана отводились в сектор Газы, где они должны были помочь пехотной бригаде Йегуды Решефа, которая второй день сражалась с частями 20-й дивизии АОП и с приданным ей батальоном танков M4/FL10; эти необычные машины представляли собой гибрид, в котором на корпус старых американских "Шерманов" устанавливалась качающаяся башня с 75-мм орудием от французского легкого танка AMX-13. 

Бои в секторе Газы носили чрезвычайно тяжелый характер, и на них приходилось в первые дни войны до половины израильских потерь на Южном фронте. Но после того, как солдатам и командирам АОП стало ясно, что они напрочь отрезаны от основных египетских сил на Синае, их сопротивление ослабло, и 7 июня вся территория палестинского сектора оказалась под контролем ЦАХАЛа. Отдельные очаги сопротивления, остававшиеся после капитуляции в городе Газа и в других населенных пунктах, угасали один за другим. 

* * *
Из 1100 имевшихся у Израиля танков 700 находились под командованием Йешаягу Гавиша на юге, и в это число входили все имевшиеся у Израиля "Паттоны" и "Центурионы". В прорыве египетской обороны на севере Синая участвовали 500 израильских танков. Решив эту задачу, ЦАХАЛ поставил противника в тяжелое положение: из его боевого расписания следовало вычеркнуть три дивизии: 7-ю, 2-ю и 20-ю палестинскую. Северо-восточный край Синайского полуострова – территория площадью свыше 4000 квадратных километров - была усеяна дымящимися остовами тысяч машин: танков, бронетранспортеров, САУ, джипов, грузовиков. Египтянами были также утрачены сотни машин, брошенных из-за трудностей с подвозкой топлива или вышедших из строя в результате эксплуатации в жестоких условиях пустыни, на которые не были рассчитаны советские двигатели. Потери египтян в живой силе исчислялись тысячами убитых, раненых, пленных.

Оставшиеся части подвергались все более интенсивным воздушным атакам. До середины дня 6 июня израильская авиация продолжала бомбардировку египетских аэродромов, мешая попыткам восстанавления взлетных полос и рулежных дорожек, но затем командование израильских ВВС отказалось от этой практики, решив, что оставшиеся самолеты противника будут уничтожатся в воздухе по мере их появления в зоне боевых действий. Благодаря этому оказалось возможным выделить максимум ресурсов для нанесения ударов по наземным силам противника как на иорданском, так и на египетском фронте.

Тем не менее, египетская армия была далека от разгрома. Ее 3-я и 6-я дивизии лишь в малой степени пострадали в ходе израильской операции по прорыву оборонительных рубежей на севере Синая. 4-я танковая дивизия, равно как и оперативные группы Шазли и Якута еще не вступали в бой. Иначе говоря, в распоряжении Насера оставалось более половины египетской группировки на Синае, включая ее лучшие силы, эквивалентные четырем дивизиям - даже без учета частей, находившихся на самом юге полуострова, вдали от основного театра военных действий. Эти силы были способны оказывать дальнейшее сопротивление ЦАХАЛу и, как минимум, значительно затруднить достижение целей, которые ставил перед собой Израиль. К тому же на помощь египтянам спешили экспедиционные арабские силы из Марокко, Туниса, Судана. Потеряв большинство самолетов, Египет сохранил основную часть своих пилотов, и Алжир был готов немедленно передать ему 48 своих МиГов. 

В то же время замысел израильского командования, несмотря на успешный взлом египетской обороны на севере Синая, не осуществился полностью. 6 июня ЦАХАЛ не смог навязать танковым силам Египта решающее сражение в районе между Бир-Хасаной и Габель-Либани: 4-я танковая дивизия противника так и не выдвинулась в этот район, вопреки ожиданиям израильской военной разведки, да и ЦАХАЛ располагал там скромными силами. Ариэль Шарон пропустил через свои боевые порядки бригаду Эльханана Сэлы, но не пропустил ее колонну снабжения, как и следовавшую за ней колонну снабжения бригады Иссахара Шедми: не по злому умыслу, а потому, что он сам нуждался в загруженных до предела дорогах. Тем не менее, результатом его решения явилось то, что дивизия Авраама Йоффе очень скоро столкнулась с острой нехваткой необходимых средств. Такие же проблемы наблюдались и у других наступавших на Синае частей. Их приходилось решать, далеко не в полном объеме, сбрасывая топливо, боеприпасы, воду и продовольствие на парашютных платформах. 

Наконец, нельзя не отметить, что в случае продолжения организованного сопротивления с основными и еще совершенно свежими египетскими силами должны были встретиться на поле боя передовые израильские части, которые уже два дня находились в непрерывных боях и на изнурительных маршах по труднопроходимой местности.

Необходимость выделить из состава наступающей группировки на Синае две полноценные десантные бригады (одну – для участия в сражении за Иерусалим, другую - для скорейшего установления военного контроля над Газой), в сочетании с невозможностью своевременно уничтожить главные танковые силы Египта и с ограниченным запасом имевшегося у Израиля политического времени, заставляла израильское командование опасаться такого развития событий, при котором война закончится без достижения Израилем важнейших для него целей. Как известно, одной из них было деблокирование Тиранского пролива, а это необходимым образом требовало выбить из Шарм-аш-Шейха находившиеся там египетские силы. 

Министр обороны Даян, недовольный положением дел на египетском фронте, с раздражением говорил командирам ЦАХАЛа: "Эта война еще закончится без того, что бы Шарм, причина войны, оказался в наших руках". С целью устранения этой опасности взвешивался и такой вариант, как отправка на юг 8-й механизированной бригады Авраама Мандлера, сковывавшей крупные египетские силы в районе Кантиллы, но в конце концов предпочтение было отдано варианту, при котором в Шарм-аш-Шейхе высадятся с моря и с воздуха израильские десантники; для воздушного десанта намечалось использовать весь персонал Парашютной школы ЦАХАЛа. Рабин и Даян допускали, что эти силы окажутся отрезанными в Шарм-аш-Шейхе со вступлением в силу прекращения огня, но это считалось предпочтительным в сравнении с вариантом, при котором зона Тиранского пролива останется под контролем египетской армии. Операция по захвату Шарм-аш-Шейха была назначена на утро 7 июня.

* * *
К счастью для Израиля, египетское верховное командование оценивало положение своей армии как совершенно отчаянное, и им уже 6 июня было вынесено решение об отступлении с Синая. Впоследствии, когда стало ясно, насколько это решение облегчило стратегическую задачу ЦАХАЛа и сколь велики были в тот момент объективные возможности египетской армии затруднить, если не сорвать достижение поставленных Израилем целей, в египетской мемуарной литературе разгорелась полемика по вопросу о том, кто именно распорядился об отступлении. Спикер египетского парламента Анвар Садат, многолетний редактор "Аль-Ахрам" Мухаммед Хасанейн Хейкаль и другие апологеты Насера утверждали, что решение об отступлении принял фельдмаршал Амер и что президент, узнавший об отданном им приказе постфактум, безуспешно пытался его отменить. Симпатизанты Амера признавали, что именно он осуществлял общее командование египетской армией в ходе войны и что приказ об отходе с Синая был отдан им, однако, настаивали они, решение об этом фельдмаршал принял с полного ведома и согласия Насера.

Утром 6 июня генерал-лейтенанту Мухаммеду Фаузи было приказано подготовить эвакуацию египетского гарнизона из Шарм-аш-Шейха в Ат-Тур. В полдень последовал приказ об отводе основных египетских сил на вторую линию обороны. Наконец, в 17.00 фельдмаршал Амер потребовал от Фаузи, чтобы тот в кратчайшее время представил ему план общего отступления на западный берег Суэцкого канала. 

Фаузи считал, что план "Кахер" все еще осуществим и что наступающие израильские силы могут быть разгромлены в районе между Габель-Либани и Бир-Тамадой, и такого же мнения придерживалось большинство в египетском Генштабе. Муртаги, командовавший египетским корпусом на Синае, докладывал Амеру, что Египтом безвозвратно потеряно только пять бригад (не считая 20-й палестинской дивизии), и убеждал его в том, что дальнейшая оборона будет успешной в течение достаточно долгого времени, если главное командование найдет способ усилить египетские войска на линии приморской автодороги Эль-Ариш – Романи – Кантара. Необходимые для этого маневренные резервы у Египта имелись, и с учетом того, что в наступавшей к Кантаре оперативной группе Исраэля Гранита было всего десять танков, этих резервов безусловно хватало для стабилизации обороны даже в условиях господства Израиля в воздухе: используя естественные укрытия и заранее подготовленные укрепления, египтяне могли отбиваться днем и контратаковать ночью, когда израильская авиация бездействовала. Но Амер настаивал на отступлении.

Подготовленный по его требованию план предусматривал трехдневный график отвода войск на западный берег канала, и Муртаги описывал этот план следующим образом: "В течение первого дня 4-я танковая дивизия должна была оставаться на линии перевалов. Ночью ее сменила бы там 6-я дивизия. Еще через сутки 6-ю дивизию предполагалось отвести на западный берег канала, поручив резервистской бригаде задачу прикрытия на перевалах". План был в достаточной мере реалистичным и, действуя по нему, египтяне взыскали бы с Израиля за Синай гораздо большую цену нежели та, что была уплачена им в действительности. Но Амер, еще недавно рвавшийся в Тель-Авив, теперь свято уверовал в способность ЦАХАЛа уничтожить египетскую армию без остатка. Недовольный представленным ему планом, он накричал на Фаузи и потребовал, чтобы тот, как начальник Генерального штаба, в считанные минуты подготовил приказ о немедленном отступлении.

Мало того, фельдмаршал Амер лично связался с некоторыми из своих протеже и посоветовал им спасаться как можно скорее. Получив этот совет, генерал Осман Насер сказал офицерам своего штаба, что он должен срочно явиться на командное совещание, собрал личные вещи, покинул расположение вверенной ему 3-й дивизии и объявился уже в Каире. Аналогичным образом поступили и некоторые другие египетские военачальники.

Этим дополнительно осложнилась задача упорядоченного отвода египетских войск. Даже в присутствии всех командиров организованно отвести на западный берег канала 100-тысячную группировку было бы непросто, тем более – в течение одних суток, а фактические условия отхода, предопределенные постыдным поведением Амера, и вовсе привели к тому, что египетское отступление превратилось в паническое бегство.

"Третий день войны стал днем бешеных гонок на Синае, - вспоминал Моше Даян о событиях 7 июня. - Три дивизии ЦАХАЛа состязались с врагом, особенно с его 4-й дивизией. Египтяне удирали, израильтяне гнались за ними, а финишной линией гонок служил Суэцкий канал. Имелось три пути, которыми противник мог упорядоченно оттойти, сдерживая продвижение наших сил: через пески за Бир-Гафгафой на Исмаилийском направлении и через перевалы Митле и Гиди к Суэцу. Этими путями египтяне, неотступно преследуемые силами ЦАХАЛа, и пытались воспользоваться. Они улепетывали так, что пятки сверкали, и от дивизии Йоффе, стремившей перекрыть перевалы, пока враг туда не добрался, и от дивизии Таля, мчавшейся к Бир-Гафгафе, чтобы блокировать выходы из Бир-Тамады на Исмаилию.

В безостановочном преследовании противника 7 июня участвовала и израильская авиация. Немногочисленные дороги Синая рассекали глубокие пески узкими асфальтовыми лентами, и техника бегущих египтян становилась легкой мишенью для израильских пилотов. Иной раз появление израильских самолетов останавливало целые колонны: водитель первой машины бросал ее и бежал прятаться в пески, после чего вся колонна замирала бесконечным поездом из грузовиков, цистерн, бронетранспортеров и инженерной техники. Ее можно было поджечь одной напалмовой бомбой. Но действия авиации, замедлявшие отход египтян к каналу, в той же мере задерживали израильские силы преследования: нашим танкам приходилось отчаянно маневрировать среди остовов сгоревших транспортных средств... Израильтяне задерживались также из-за проблем, возникавших с военнопленными, которых становилось все больше, но главным лимитирующим фактором преследования были проблемы со снабжением горючим".

Когда израильские силы настигали египтян или, опередив их другим маршрутом, встречали в тех точках, которые противник не мог обойти, между ЦАХАЛом и оступающими частями египетской армии завязывались бои, причем чаще всего с израильской стороны вступал в бой малочисленный авангард. Так было с вырвавшимся вперед батальоном из бригады Шедми, который вышел к перевалу Митле в ночь на 8 июня с девятью танками, причем два из них шли на буксире - остальные застряли в пути из-за отсутствия топлива. Пока "Центурионы" расходились по позициям, еще у трех из них кончилось горючее. К перевалу также вышли два взвода израильской мотопехоты на трех полугусеничных бронемашинах, вооруженных 120-мм минометами; две машины из трех тоже не имели горючего. Этому передовому отряду довелось встретить и разгромить многократно превосходившие его силы противника, подошедшего к перевалу с десятками танков Т-54. Комдив Йоффе, решивший, что комбриг-520 Эльханан Сэла недостаточно активен в наступательных действиях, назначил вместо него командиром бригады Яакова (Жаки) Эвена, бывшего ранее заместителем Сэлы.

Схожим образом развивались события в районе Бир-Гафгафы, где Таль отправил на ведущую к Исмаилии дорогу свой последний резерв – батальон "Паттонов", имевший двадцать машин. Этим танкам удалось рассеять египетские силы, эквивалентные двум бригадам, причинив им значительный урон. Неподалеку от места боя находилась бригада Городиша, но ее танки, производившие дозаправку горючим, не смогли оказаться в нужный момент на линии огня. Примеров такого рода было немало и иногда в жестокое состязание с новыми советскими Т-55 вынужденно вступали израильские подразделения, вооруженные французскими АМХ-13 – машинами принципиально меньшей защищенности и огневой мощи.

К концу дня 7 июня оперативная группа Гранита вышла к Романи, тогда как основные силы дивизии Таля достигли Бир-Гафгафы. Дивизия Йоффе вышла со стороны Бир-Хасаны на линию перевалов, а наступавшая от Кусеймы дивизия Шарона проделала половину пути до Нахле. Туда же наступала со стороны Кантиллы механизированная бригада Мандлера, местом ночевки которой оказался Ат-Тамад. И в тот же день покинутый египетскими частями Шарм-аш-Шейх был взят высадившимися с моря и с вертолетов израильскими десантниками.

8 июня группа Гранита вышла к Суэцкому каналу и заняла Кантару. Дивизии Таля и Йоффе достигли дороги, проходящей с юга на север в двадцати километрах от канала, причем 520-я бригада из дивизии Йоффе заметно продвинулася на юго-запад, в сторону расположенного на побережье Суэцкого залива Рас-Судара. Тем временем высадившиеся в Шарм-аш-Шейхе силы продвинулись по побережью залива с юга на север и заняли Ат-Тур. Наконец, утром 9 июня наступавшие навстречу друг другу израильские части встретились в Абу-Зунейме, Рас-Сударе, у Суэца и Исмаилии. В этот момент командующий ЮВО Йешаягу Гавиш отправил в Генштаб лаконичное донесение: "Рад сообщить, что все наши силы располагаются на берегах Суэцкого канала и Красного моря. Синайский полуостров в наших руках. Мои поздравления вам и Армии обороны Израиля".

Египетские потери в живой силе составили от двенадцати до пятнадцати тысяч убитыми, десятки тысяч ранеными и свыше пяти тысяч пленными, в числе которых был 21 генерал. Американский исследователь Стивен Залога, автор известной работы о бронетехнике в войнах на Ближнем Востоке, пишет о 820 потерянных египтянами танках. Кроме того, египетской армией было утрачено не менее 2500 тяжелых машин разных типов, 480 артиллерийских орудий, две зенитно-ракетные батареи. ЦАХАЛ потерял убитыми на Синае свыше трехсот бойцов и, по данным Залоги, 122 танка; в других источниках приводятся существенно меньшие цифры израильских потерь, что, может быть связанно с разной методикой учета поврежденных и восстановленных танков. 

Успех синайского наступления был настолько велик, что Хаим Бар-Лев, замначальника израильского Генштаба, предлагал форсировать Суэцкий канал и "наказать Насера в Каире". С таким же предложением выступил в дни войны по меньшей мере еще один израильский генерал. Предложение было отвергнуто, но в ночь на 9 июня Моше Даян отменил свой приказ, предписывавший силам ЦАХАЛа остановиться в десяти километрах от канала.

Часть XI. Удар "Молотом"

Из ранних частей этого очерка читателю известно, что предвоенный рост напряженности на Ближнем Востоке был в решающей степени предопределен действиями Сирии: регулярными обстрелами израильских поселений и сельхозтехники в приграничном районе, попытками отвести истоки Иордана и официальной поддержкой, которую Дамаск оказывал террористам ФАТХа. Возможно, читатель помнит и о предостережении, сделанном королем Хусейном в апреле 1967 года. Сирия заманивает наши страны в ловушку, сказал он тогда египетскому министру иностранных дел Махмуду Риаду. Она сознательно провоцирует войну с Израилем, в результате которой Насер лишится власти, а Иордания будет разрушена. При этом, добавил король, сами сирийцы способны остаться в стороне от войны, в которую мы будем втравлены. 

Именно такой исход ближневосточного кризиса был весьма вероятным по состоянию дел к концу четвертого дня войны, когда разгром Иордании и Египта уже был свершившимся фактом, а решение о начале израильской наступательной операции в Сирии блокировалось Моше Даяном. 

До своего назначения министром обороны Даян принадлежал к числу главных критиков сирийской политики Леви Эшколя и Ицхака Рабина. Не считая Сирию способной всерьез угрожать Израилю, он декларировал принцип, согласно которому "воевать нужно с теми, от кого исходит опасность, а не с теми, кого считаешь мерзавцами", и полагал, что Израилю следует отказаться от обработки сельскохозяйственных угодий в демилитаризованных зонах. Такое решение, считал Даян, позволит избежать ненужного обострения напряженности в регионе. Он также не разделял оценку израильской военной разведки АМАН, исключавшую возможность вмешательства Насера в конфликт Израиля с Сирией до 1970 года.

Когда Эшколь с неохотой назначил Даяна министром обороны, он больше всего опасался, что тот начнет военные действия против Египта без однозначной санкции кабинета. В связи с этим премьер-министром был подготовлен документ, четко определявший полномочия Даяна, но имевший и обратную сторону: им также ограничивались полномочия самого Эшколя, поскольку даже частные решения по военным вопросам требовали теперь параллельной санкции премьер-министра и министра обороны. Фактическая роль этого документа оказалась впоследствии противоположной замыслу его составителя.

Сдерживать Даяна не пришлось, поскольку к моменту его вступления в должность главы военного ведомства правительство уже было готово принять решение о начале войны с Египтом. Зато на позднейшей стадии, когда премьер-министр был готов санкционировать наступление в Сирии, за которое выступало большинство министров и генералов ЦАХАЛа, Даян тормозил принятие соответствующего решения.

С началом Шестидневной войны Сирия действительно постаралась отсидеться в стороне, но это не значит, что ею не было сделано ни единого выстрела. Как уже известно читателю, 5 июня сирийская авиация без особого успеха атаковала военные и хозяйственные объекты в районе Киннерета и в Изреэльской долине, аэродром Мегиддо и нефтеочистительный завод в Хайфском заливе. Ко времени этих атак сирийское руководство еще не имело адекватного представления о том, что случилось с египетской авиацией; опрометчивое решение атаковать Израиль стоило Сирии шестидесяти процентов ее собственных ВВС и пяти аэродромов, из которых один был полностью выведен из строя, а остальные серьезно пострадали. Но если Хусейн верил росказням Насера о блистательном наступлении египетской армии в течение всего первого дня войны, то в Дамаске к заверениям египетского союзника отнеслись с большой осторожностью. 

Не знаю, высказывалось ли кем-то предположение о том, что составить трезвое представление о происходящем на египетском фронте сирийцам помогли советские товарищи, вовремя осознавшие, что кроется за победными реляциями Каира. У Кремля были серьезные причины для особенно бережного отношения к правившему в Сирии баасистскому режиму, и советская разведка могла проинформировать Дамаск о реальном положении дел на Синае. Эту версию должно быть несложно подтвердить или опровергнуть сегодня, и если она не высказывалась и не проверялась до настоящего времени, я оставляю возможность произвести архивные и библиографические изыскания по данному вопросу тому, у кого найдутся для этого время и необходимые средства. 

Но возможно также, что сирийцам хватило наглядного урока, преподнесенного им 5 июня израильской авиацией. Во всяком случае, сирийское политическое руководство уже в 16.50 передало Израилю предложение о прекращении огня де-факто. Рабин распорядился ответить сирийцам через UNTSO, что если они не будут атаковать и обстреливать Израиль, ЦАХАЛ ответит им тем же.

* * *
До получения сирийского предложения израильским командованием обсуждались различные варианты активизации действий, предпринимаемых ЦАХАЛом против Сирии. Командующий Северным военным округом Давид (Дадо) Эльазар с самого начала войны настаивал на осуществлении локальных наступательных операций в районе сирийской границы. Такие предложения делались Эльазаром и после того, как основные силы единственной в СВО 36-й дивизии Эльада Пеледа были направлены в Самарию, откуда иорданская артиллерия била по аэродрому Рамат-Давид и другим объектам в Изреэльской долине.

Генштаб скептически относился к этим порывам, полагая, что Эльазар, оставшийся на севере с сотней танков, переоценивает свои возможности. Сирийская армия считалась слабой, но ее группировка на Голанах все-таки состояла из двух пехотных дивизий с приданными им танками, отдельной пехотной бригады и пяти батальонов национальной гвардии, занимавших передовые позиции у границы. 

В южной части Голанского плато базировались части 35-й дивизии, имевшей 65 танков, в основном устаревших моделей, включая немецкие Pz. IV Ausf. J (танки данного типа, впервые опробованные нацистами в 1944 году, были приобретены в послевоенные годы у Франции, Испании и Чехословакии в расчете на то, что бывшие офицеры вермахта и ваффен-СС, во множестве нашедшие пристанище в Сирии, помогут ее военным в освоении этой техники). В центральной части Голан базировалась 12-я пехотная дивизия, имевшая 94 танка, включая 22 сравнительно новых Т-54. В распоряжении этой дивизии также имелось 144 артиллерийских орудия. Наконец, на самом севере Голан занимала позиции 11-я отдельная пехотная бригада, имевшая 42 танка и около 60 артиллерийских орудий. Остальные сирийские силы, в числе которых были две танковые бригады, находились вблизи Дамаска и могли быть использованы в качестве маневренного резерва. 

Следует также учитывать, что практически любая наступательная операция ЦАХАЛа в районе сирийской границы требовала подъема на склоны Голанского плато, защищенные во многих местах заранее подготовленными оборонительными позициями. Всего на обращенных к Киннерету и Иордану склонах Голан имелось около тридцати укрепленных пунктов с бетонными дотами, глубокими траншеями, многорядными проволочными заграждениями и минным прикрытием; на немногочисленных танкоопасных направлениях сирийцами были созданы до войны особенно прочные укрепления. Все это не располагало к экспериментам, предлагавшимся командующим СВО, хотя некоторые варианты локального наступления – например, с целью захвата зоны сирийских работ по отводу истоков Иордана – считалось возможным осуществить и теми минимальными силами, которые оставались на севере после отправки на иорданский фронт 45-й механизированной и 37-й танковой бригад из дивизии Пеледа. 

Другое предложение прозвучало 5 июня из уст командующего ВМС Шлома Арэля, видевшего возможность атаковать сирийские корабли на портовых стоянках Тартуса, Баниаса и Латакии. Уже утвержденная премьер-министром и министром обороны операция в сирийских портах была отменена в последний момент "вплоть до выяснения дальнейших намерений Сирии". Тогда же командующему ВВС Мордехаю Ходу был отдан приказ, которым бомбардировка сирийских объектов допускалась только в том случае, если сирийская артиллерия будет обстреливать Израиль, или по прямому указанию начальника Генштаба.

Сирийская наступательная операция изначально планировалась на 6 июня и предусматривала отсечение Галилейского выступа от основной территории Израиля, с продвижением войск до линии Бар-Ам – Эйн-Зейтим – русло вади Амуд западнее Цфата – западный берег Киннерета. Главный удар должна была нанести 12-я дивизия, второстепенный удар – 35-я дивизия, отвлекающий удар – 11-я бригада. Этот план, утвержденный сирийским Генштабом 24 мая и получивший название "Наср", или "Победа", был представлен египтянам перед войной, и в Каире ждали, что с началом войны Сирия будет действовать в соответствии с ним. 

Как мы знаем сегодня, сделав Израилю 5 июня предложение о прекращении огня, сирийское командование отказалось от реализации плана "Наср" и вернулось к оборонительному плану "Джихад", но в реальном времени израильское командование не знало, какими будут на самом деле дальнейшие действия Сирии. Ее группировка на Голанах сохраняла наступательную конфигурацию и усиливалась дополнительными подразделениями, а главное – существовали большие сомнения в том, что Сирия окажется политически способна выйти из войны на столь раннем этапе.

В этом случае Аарон Ярив, глава израильской военной разведки, не ошибся: на начавшемся в 18.00 оперативном совещании им была высказана уверенность в том, что обязательства перед Египтом и необходимость соблюсти минимальный политический фасон не позволят Сирии полностью следовать сделанному ею же предложению о прекращении огня. Ярив считал, что сирийская армия, как минимум, начнет артиллерийский обстрел израильской территории, а может быть и предпримет более серьезные действия - от диверсионных вылазок до попытки локального наступления с целью захвата израильских поселений Гадот и Мишмар ха-Ярден, находившихся в демилитаризованной зоне. Ярив также утверждал, что сирийцы до сих пор не начали артобстрел лишь потому, что ждут темноты, которая затруднит действия израильской авиации против их батарей.

Сирийцы не заставили себя долго ждать: в 18.40 их артиллерия открыла огонь по Рош-Пинне, подтвердив только что прозвучавший прогноз начальника АМАНа. Израильский ответ на этот обстрел был достаточно деликатным: замначальника Генштаба Хаим Бар-Лев приказал ВВС нанести серию ударов по сирийским позициям на Голанах, но при этом не трогать Кунейтру. Кроме того, Генштаб утвердил диверсионные операции в Тартусе и Баниасе, которые должно было провести подразделение морских коммандос. 

Обе операции потерпели фиаско: высланный в Баниас отряд не вышел к цели из-за ошибки в навигации и его пришлось эвакуировать из Сирии с немалыми сложностями, а в Тартусе дело не дошло даже до высадки, поскольку вооруженное рыболовецкое судно с израильскими коммандос на борту оказалось в районе высадки слишком поздно. В связи с невозможностью завершить диверсионную операцию до рассвета от ее проведения было решено отказаться.

6 июня сирийская артиллерия продолжила обстрел Рош-Пинны и Галилейского выступа, жертвами которого стали восемь солдат из 3-й территориальной бригады Иммануэля Шакеда. Параллельно с этим сирийские силы атаковали позиции ЦАХАЛа в двух местах: восточнее киббуца Хулата и у киббуца Дан, причем в атаке на Дан участвовали батальон пехоты и рота танков Т-34-85. Обе локальные атаки были отбиты. 7 июня израильская авиация с раннего утра наносила удары по позициям сирийских войск на Голанах, а сирийская артиллерия продолжала обстрел израильских поселений в долине Хула и на юго-восточном побережье Киннерета; ее снарядами было разрушено здание столовой в киббуце Тель-Кацир. 

В тот же день АМАН стал получать сообщения о частичном отводе сирийских сил к Дамаску и о начавшемся бегстве жителей из сирийских деревень на Голанских высотах. Израильским командованием было принято решение о переброске на север с Синая 8-й механизированной бригады Авраама Мандлера и 80-й десантной бригады Дани Мата; штаб СВО подготовил план операции по захвату сирийских позиций первой и второй линии, предусматривавший возможное развитие наступления в сторону Кунейтры. Осуществить этот замысел Эльазар рассчитывал 8 июня, но в 22.00 Даян сообщил Рабину, что наступление на сирийском фронте дозволяется только до линии международной границы. Иначе говоря, министром обороны допускался захват той части демилитаризованных зон, которая с 1949 года находилась под сирийским контролем. И поскольку в Генштабе считали, что прорыв сирийской обороны обойдется ЦАХАЛу практически в ту же цену, что и захват всего Голанского плато, от предложенного Даяном ограниченного наступления предпочли отказаться. 

8 июня, когда военные действия на иорданском фронте уже прекратились, а на Синае ЦАХАЛ вышел на расстояние последнего рывка к Суэцкому каналу, в районе израильско-сирийской границы продолжалась артиллерийская дуэль, сопровождаемая ударами израильской авиации по сирийским позициям. Генштаб санкционировал отправку на север еще трех бригад - 45-й, 37-й и "Голани" - ранее выделенных для захвата Северной Самарии. С выполнением этого решения против описанной выше сирийской группировки ЦАХАЛ мог выставить на Голанах три пехотные, одну десантную, одну танковую и две механизированные бригады, вместе с отдельным танковым батальоном СВО. 

* * *
Но вопрос не сводился к накоплению необходимых для наступления сил. Эльазар, узнавший по телефону от Рабина, что Даян опять отказался утвердить операцию в Сирии, выехал утром 8 июня в Тель-Авив, чтобы лично добиваться решения, на котором настаивал его штаб. Рабин устроил командующему СВО встречу с премьер-министром Эшколем и с его заместителем Игалем Алоном. Глава правительства дал понять, что он поддерживает идею наступления на Голанах, и пообещал "постараться" с принятием соответствующего решения. Даян находился в это время в Хевроне, и Эльазар вернулся на север, так и не встретившись с ним.

Несколько часов спустя в Тель-Авив прибыла делегация жителей приграничных израильских поселений, и Эшколь позволил ее представителям выступить перед членами кабинета. Премьер-министр считал, что Сирия должна расплатиться за долгую игру с огнем, которой с таким энтузиазмом предавались ее правители и результатом которой стала большая война, заставившая израильтян ощутить, что самому существованию их страны угрожает опасность. Эшколь также видел необходимость положить конец ситуации, при которой водные ресурсы Израиля зависят от доброй воли Дамаска. 

Делегаты говорили, что они не готовы провести еще девятнадцать лет под сирийскими обстрелами и что Государство Израиль, получив возможность раз и навсегда решить эту проблему, не имеет права относиться к поселениям Галилейского выступа, долины Хула и юго-восточного побережья Киннерета так, будто они не являются его полноценной частью. Прозвучавшие на заседании кабинета слова киббуцников и мошавников подкрепили позицию Эшколя, за которую высказывалось на этом этапе большинство министров. Возможность прямого вмешательства СССР в войну на Ближнем Востоке уже не воспринималась всерьез, но израильские министры считали вполне вероятным, что Москва и страны советского блока ответят на операцию в Сирии разрывом дипотношений с Израилем. Большинство из них находило, что такой сценарий, при всех его негативных аспектах, выигрывает в сравнении с вариантом, при котором израильские поселения останутся в зоне сирийских обстрелов. Тем не менее, Даян смог и на этом этапе блокировать решение о наступательной операции в Сирии.

Что именно заставило Даяна изменить свое мнение в ночь на 9 июня? В 22.10 стало известно, что Египет готов к немедленному прекращению огня. Этим снимались опасения Даяна в связи с перспективой длительного продолжения военных действий на египетском фронте, и министр обороны сразу же отреагировал на полученное из Каира известие отменой приказа, которым силам ЦАХАЛа предписывалось занять постоянные позиции в двадцати километрах от Суэцкого канала. Слабость египтян убедила Даяна в том, что он может не сдерживать наступательный порыв израильских войск.

Но из этого также следовало, что Сирия остается в полном одиночестве. Мгновенного вывода о начале израильской операции на севере Даян, тем не менее, не сделал; в состоявшемся в 23.00 разговоре с командующим СВО он повторил свое требование воздерживаться от любых самостоятельных действий в районе сирийской границы. Эльазар отвечал, что он подчинится приказу, хотя и считает распоряжение министра грандиозной исторической ошибкой. После этого он попросил Узи Фейнермана, одного из офицеров-резервистов своего штаба, съездить в Тель-Авив, лично встретиться с Моше Даяном и попытаться убедить его в целесообразности наступления на Голанах. В штатской жизни Фейнерман был секретарем Движения мошавов; его связывали с Даяном совместная общественная работа, давние товарищеские отношения и членство в партии РАФИ.

Встреча двух мошавников состоялась глубокой ночью. Возвращаясь в штаб СВО, Фейнерман был уверен в том, что министр обороны остался при своем мнении. Но пока он находился в пути, АМАН представил министру обороны перехваченную телеграмму Насера сирийскому президенту Нуреддину Атасси: 

Я полагаю, что Израиль намерен теперь сосредоточить против Сирии все свои силы в надежде уничтожить сирийскую армию. Интересы общего дела требует от меня рекомендовать Вам согласиться на прекращение военных действий и немедленно сообщить об этом У Тану, дабы сохранить мощную сирийскую армию. Эту кампанию мы проиграли. Аллах поможет нам в будущем.

Почти одновременно с этим дамасское радио сообщило о готовности Сирии прекратить огонь в случае, если Израиль поступит так же, а АМАН доложил о поспешном отводе сирийских войск из лагерей близ Кунейтры и о наблюдаемых у сирийцев признаках паники. В этих условиях уже и Даян заключил, что ЦАХАЛ должен воспользоваться обстоятельствами. В 7.00 он связался с Эльазаром и приказал ему начать наступательную операцию. Министр захотел объяснить командующему СВО, что побудило его изменить свое мнение, упомянул телеграмму Насера и донесения разведки о вероятном коллапсе сирийской обороны, но Дадо не захотел его слушать: "Я не знаю, валится ли их оборона, и мне это не важно. Мы начинаем наступление. Большое тебе спасибо. Пока".

Лишь после этого Даян удосужился сообщить премьер-министру и начальнику Генерального штаба о принятом им решении. Эшколь был шокирован легкостью, с которой "негодяй Даян" обошел демократическую процедуру; Рабину также не понравилось, что министр напрямую отдал приказ командующему СВО, но у него были заботы важнее. Узнав, что Даян уверовал в утраченную сирийцами способность к сопротивлению и что им высказывается мнение о возможности выйти к Кунейтре за один день, он связался по телефону с Дадо: "Даян говорил тебе про коллапс их обороны? Так вот, никакого коллапса тебя не ждет. Атакуй так, будто ждешь упорного сопротивления. Именно этим тебя и встретят". Начальник Генштаба также распорядился передать в резерв СВО 10-ю механизированную бригаду Ури Бен-Ари, ранее воевавшую в районе Иерусалима и Иерихона. Эта бригада могла оказаться вблизи Голанского плато только утром следующего дня.

* * *
Рабин был прав. Израильские ВВС, пополнившие свой боезапас захваченными на синайских аэродромах бомбами и ракетами, в течение нескольких часов наносили беспрерывные удары по сирийским частям на Голанах. Эти удары имели нужный эффект, когда их объектом были открытые лагеря и колонны сирийских войск, но ими причинялся минимальный ущерб укрепленным позициям противника. Доты, бетонные бункеры, глубокие траншеи и танковые окопы служили сирийцам надежным укрытием, и там, где сирийские части смогли сохранить присутствие духа, они были способны встретить ЦАХАЛ во всеоружии. 

Задачу сирийцев облегчали следующие факторы. На крутые склоны Голанского плато было можно подняться в немногих местах, и именно там сирийская оборона была подготовлена наилучшим образом. Изначальный план израильской операции предусматривал ночную атаку пехоты, которой будут заранее нейтрализованы некоторые из узлов обороны противника и нарушено сообщение между его укрепрайонами (с этой целью требовалось перерезать дорогу, соединявшую их по западной кромке Голан). Но решение о наступлении было принято утром и приступить к его выполнению следовало немедленно, поскольку арабские страны уже вовсю добивались в Совбезе ООН решения о прекращении огня. Дополнительную сложность составляла крайняя перегруженность автодорог, затруднявшая рассредоточение стянутых к Голанам израильских сил по участкам прорыва. 

Ознакомившись с планом операции, которым 8-й механизированной бригаде предписывалось прорвать среди бела дня оборону противника к востоку от киббуца Кфар-Сольд и преодолеть под огнем 600-метровый подъем в северной части Голанского плато, Авраам Мандлер сказал командующему СВО, что это настоящее самоубийство. И действительно, его бригада, только что переброшенная с Синая, где она отвлекающим ударом в районе Кантиллы сумела сковать крупные египетские силы, оказалась под мощнейшим артиллерийским огнем, как только ее передовой батальон пересек границу. Пять из восьми бульдозеров, расчищавших дорогу танкистам Мандлера в минных полях, были подбиты. Теряя командиров подразделений, 8-я бригада медленно взламывала оборону противника своими усталыми "Шерманами", которых встречали на склонах сирийские Т-54. 

К объективным трудностям наступления по пересеченной и тщательно подготовленной к обороне местности добавлялись ошибки в навигации. Тем не менее, к вечеру 9 июня бригада Мандлера, потерявшая десятки солдат и офицеров убитыми и ранеными, завершила прорыв на своем участке и открыла израильским силам дорогу к Кунейтре в северном секторе Голанского плато. В ее передовом батальоне, имевшем в начале боя 26 танков, только две боевые машины закончили этот день в исправном состоянии. 

Соседом Мандлера слева в северной зоне прорыва был Йона Эфрат, командир пехотной бригады "Голани", бойцы которой ждали настоящего дела с самого начала войны (лишь часть ее сил участвовала в боях в Самарии). Вместе с приданным ей батальоном из 37-й танковой бригады Ури Рома пехотинцы "Голани" штурмовали линию сирийских укреплений в зоне работ по отводу истоков Иордана. Самым тяжелым на этом участке стал бой за укрепленный пункт Тель-Фахер, прикрывавший т.н. "нефтяную дорогу" и расположенную к востоку от нее деревню Эйн-Фит, от которой уходит шоссе к друзским поселкам на севере Голанского плато. Не вдаваясь в ошибки, допущенные при штурме Тель-Фахера, и в тактически подробности боя, отметим, что в нем погибли 28 израильских пехотинцев, в числе которых были командир одного из батальонов "Голани" и два командира его рот. В бою за Тель-Фахер также погибли шесть танкистов 37-й бригады. 

Намного более успешным для другого батальона "Голани" и приданных ему танков оказался бой за укрепленный пункт Тель-Аззийат, находившийся значительно ближе к израильской границе. Этот пункт удалось обойти и атаковать с тыла, благодаря чему его захват обошелся ЦАХАЛу в минимальную цену (один убитый). Столь же успешными оказались действия пехотинцев "Голани" при захвате сирийских укрепленных позиций 8100 и Урфия. Затем, уже с наступлением темноты, "Голани" совместно с танками 45-й механизированной бригады Моше Бар-Кохбы заняла деревню Баниас, открыв себе путь к Кунейтре и друзскому поселку Масъада.

В рамках подготовленного штабом СВО оперативного плана "Маккéвет" ("Молот") главным являлся северный участок прорыва, на котором действовали силы четырех упомянутых выше бригад: 8-й и 45-й механизированных, 37-й танковой и "Голани". Южнее силами двух последних и батальоном из 80-й десантной бригады Дани Мата также наносился удар на второстепенном направлении - со стороны киббуца Гонен и сельскохозяйственной фермы Нотера по линии современного шоссе 959. 

Вскоре поднявшимся к "нефтяной дороге" десантникам Мата пришлось развернуться на юг и идти на помощь пехотинцам 3-й бригады Иммануэля Шакеда и роте отдельного танкового батальона СВО, наносившим отвлекающий удар по укрепленным пунктам Тель-Халаль и Дардара севернее современного шоссе 91 – кратчайшей, но особенно защищенной автодороги к Кунейтре. В боях на этом участке фронта у бригады Шакеда было 22 убитых и 36 раненых бойцов; в числе погибших был командир одного из ее батальонов.

К концу первого дня боев сирийская оборона была прорвана, но израильские силы еще не закрепились на западной кромке Голанского плато и были весьма далеки от линии Масъада – Кунейтра – Бутмия, у которой они должны были завершить свое наступление. Казалось, что ЦАХАЛу потребуются еще два дня, чтобы выйти к указанной линии, и не было уверенности в том, что Израиль располагает необходимым для этого временем: советские угрозы становились все тверже, Совбез ООН был близок к принятию обязывающей резолюции о прекращении огня. При этом уцелевшая часть сирийской артиллерии все еще обстреливала киббуц Гонен и другие населенные пункты на севере Израиля. 

* * *
Но были и положительные признаки. Насер, публично признав поражение Египта, сообщил о своем уходе в отставку и о передаче правления вице-президенту Закарии Мохи-эд-Дину. Сама по себе отставка Насера не имела для Израиля большого значения, и к тому же АМАН верно предположил, что эта драма скоро закончится его возвращением на пост президента. Важным, однако, было то, что, наблюдая в течение всего дня за отчаянным сопротивлением сирийцев, египетское командование даже не попыталось заново организовать свои силы и возобновить военные действия на Синае. В первые дни войны за разгромом египетской армии равнодушно наблюдала Сирия, так и не приступившая к реализации своего плана "Наср", и теперь Каир платил ей той же монетой. 

Даян склонялся принять прекращение огня утром 10 июня, однако Эшколь, опиравшийся на поддержку многих министров, хотел "закончить работу", и Израиль дал американцам ответ, из которого можно было понять, что ЦАХАЛу необходимо дополнительное время. 

Участники ночного заседания не знали, что коллапс сирийской обороны, о котором Даян заговорил слишком рано, действительно становится фактом. Выбирая северный сектор Голан для основного удара, Генштаб и командующий СВО хотели убедить сирийское руководство в том, что целью израильского наступления является Дамаск. Сирийцы поверили в это и ускорили отвод своих войск к столице в ночь на 10 июня. Мало того, в 8.30 утра дамасское радио сообщило, что израильские силы взяли Кунейтру! Цель этой лжи, очевидно, состояла в том, чтобы убедить Москву и Совбез в опасности скорого появления израильских танков на улицах сирийской столицы. 

Напугать Кремль настолько, чтобы он немедленно бросил свои десантные части на помощь Дамаску через воздушное пространство Турции, Греции и Ирана, сирийцам не удалось, а вот собственные войска на Голанах, услышавшие по радио о падении Кунейтры, они напугали изрядно. Паническое бегство противника сильно облегчила задачу ЦАХАЛа в последний день войны. 45-я механизированная бригада с батальоном пехотинцев "Голани" не встретила сопротивления на пути к Масъаде; силы этой бригады также заняли фермы Шебаа и деревню Гаджар вблизи сирийской границы с Ливаном. 37-я танковая и 8-я механизированная бригады встретились у перекрестка Васет в центральной части Голанского плато, откуда 8-я двинулась в покинутую сирийскими войсками и жителями Кунейтру, а 37-я, не имевшая достаточных запасов топлива, повернула на юг, к перекрестку Нафах.

Тем временем подоспевшая с юга 10-я механизированная бригада вошла в прорыв восточнее сельскохозяйственной фермы Нотера и устремилась по "нефтяной дороге" на юго-восток Голанского плато, к деревне Хушние (вблизи этого места находится ныне израильский мошав Кешет). 3-я пехотная бригада с частью машин отдельного танкового батальона СВО перешла Иордан в районе моста Бнот-Яаков, поднялась к перекрестку у старой французской таможни, заняла оставленные позиции сирийской армии и двинулась по кромке Голан на юг, к северо-восточному краю озера Киннерет.

В середине дня ЦАХАЛ начал наступление на юге Голанского плато совместными силами 2-й территориальной бригады Йегуды Гавиша и десантников Дани Мата, которым были приданы все остававшиеся незадействованными машины отдельного танкового батальона СВО. Из Тауфика и других укрепленных пунктов, нависавших над побережьем Киннерета, не было сделано ни единого выстрела: к моменту подхода израильских сил они уже были брошены сирийскими войсками. Вскоре воздушная разведка сообщила об отсутствии сил противника на всем пространстве до перекрестка Бутмия, и к этому перекрестку были отправлены пятнадцать вертолетов S-58 и три вертолета Super Frelon. Доставленный ими сводный отряд десантников произвел зачистку оставленного сирийского укрепрайона, к которому вскоре вышли со стороны Хушние танки и бронемашины 10-й механизированной бригады.

На этом в основном завершилась израильская операция по захвату Голанских высот. В 18.30, когда объявленное ООН прекращение огня вступило в силу, ЦАХАЛ производил зачистку сирийских позиций в глубоком тылу своих передовых частей, развернувшихся вдоль линии Масъада – Кунейтра – Бутмия. План операции не включал подъем на Хермон, но оставить этот хребет незанятым Израиль не захотел, и 12 июня, через два дня после вступления в силу прекращения огня, на его вершине высадился с вертолетов отряд пехотинцев "Голани".

В ходе двухдевной операции на севере погиб 141 и были ранены 436 солдат и офицеров ЦАХАЛа, причем 97 погибших пришлось на первый день операции, в течение которого израильские войска прорывали сирийскую оборону на западных склонах Голанского плато. Сирия не публиковала после войны официальных данных о своих потерях; по принятой израильской оценке, она потеряла 450 солдат и офицеров убитыми, около 2500 ранеными, 365 пленными. Ею были также утрачены 158 танков (118 уничтоженных и сорок брошенных в исправном состоянии), порядка 470 артиллерийских орудий и 1200 транспортных средств. Но главной потерей Сирии оказались Голанские высоты, ранее нависавшие черной тенью над расположенными в долине израильскими поселениями и часто упоминавшиеся в те годы под зловещим названием "сирийская возвышенность". Само звучание этих слов было для целого поколения израильтян воплощением ужаса. В результате Шестидневной войны Голаны стали частью Израиля, его доброй землей – будем надеяться, что навсегда. 

Часть XII. Седьмой день

Название заключительной части данного очерка достаточно ясно указывает на ее содержание. В результате Шестидневной войны изменились базисные условия существования Израиля, самоощущение его граждан, картина его политических связей, тип его восприятия арабскими соседями и прочими странами мира, модель его отношений с еврейством диаспоры и пр. Речь идет об изменениях настолько масштабных и многоплановых, что попытка охарактеризовать их в тексте возможного для газетной публикации объема неизбежно будет поверхностной и условной. Она также неизбежно окажется субъективной, поскольку отношение израильтян к войне и победе 1967 года, бывшее на первом этапе достаточно однозначным, со временем усложнилось и, если не разделилось строго по типам предлагаемого решения проблем, порожденных этой победой, то, во всяком случае, оказалось в сильной зависимости от того, каким видит желанное будущее своей страны тот или иной израильтян. 

Седьмой день библейского Шестиднева содержит в себе возможность двоякого толкования: это конкретный день божественного покоя, который с тех пор повторяется каждые семь дней, обладая непостижимым для нас до конца метафизическим своеобразием, но так же и указание на весь период существования сотворенного мира, ставшего полем деятельности человека, которому Бог, трудившийся над творением шесть дней, поручил попечение о мироздании. Схожая двусмысленность заключена в выражении Седьмой день, используемом в связи с Шестидневной войной: оно может указывать как на ранний послевоенный период, в который порожденные войной изменения стали осознаваться и давать первые результаты, так и на весь последующий период, т.е. на предопределенное в своих главных чертах Шестидневной войной дальнейшее историческое существование Государства Израиль, еврейского народа, ближневосточного региона и, в той или иной степени, всего мира. 

Разговор о Седьмом дне Шестидневной войны в расширенном смысле этого выражения вообще невозможен в щедром, но не безграничном формате данного очерка. Он потребовал бы если не объемистой книги, то, как минимум, произведения равного этому очерку. Таким образом, автор заведомо определяет для себя здесь Седьмой день как ранний послевоенный период, ставший началом нового еврейского и ближневосточного времени. Но прежде, чем приступить к заявленной теме, следует кратко коснуться военных действий на море, безусловно второстепенных в общем контексте Шестидневной войны, но все же не настолько ничтожных, чтобы вовсе выбросить их из рассказа о ней. 

* * *
Данные о силах, которыми непосредственные участники конфликта располагали на море, приводились в пятой части данного очерка, вышедшей под названием "Всеобщий случай". Египетские ВМС как минимум троекратно превосходили израильские по своей оснащенности, тогда как сирийские несколько уступали израильским. Данные по ВМС Иордании, Ирака и Ливана не приводились за удаленностью таковых от релевантного театра военных действий или по причине их малочисленности, но совершенно не учитывать возможность столкновения с ними Израиль не мог. 

Явное превосходство противника на море определялось не только общим соотношением сил, но также и отсутствием у Израиля ракетных катеров. Первые из кораблей этого класса, уже построенных по заказу Израиля и оплаченных им, находились на верфях во французском городе Шербур, но их передача израильским ВМС была блокирована Де Голлем с началом ближневосточного кризиса в мае 1967 года. Связанная с этими катерами история имела затем интересное продолжение, выходящее за рамки нашего повествования, а здесь необходимо отметить, что накануне Шестидневной войны у Египта было не менее восемнадцати ракетных катеров "Комар" и "Оса" (по другим данным их было двадцать), а у Сирии – шесть катеров "Комар". 

Недельные учения израильских ВМС, состоявшиеся незадолго до войны у острова Мальта, где существовала в то время крупная база британского флота, показали, что у Израиля нет ответа на превосходство противника в этом виде вооружений. Ракетные катера решали исход боя при любом тактическом построении израильской эскадры: если израильские эсминцы шли слишком близко к атакующим в первом ряду торпедным катерам, они уничтожались ракетами противника, а при удаленном расположении эсминцев атаковавшие без прикрытия торпедные катера уничтожались египетскими эсминцами еще до того, как они приближались к ним на расстояние торпедного удара. 

Следует также учитывать, что к началу войны в боеспособном состоянии находилась только одна из трех имевшихся у Израиля подлодок; вторая могла быть использована в режиме надводного плавания, а третья, недавно закупленная, прибыла в Хайфу из Шотландии, где она проходила модернизацию, уже по окончании Шестидневной войны. 

Основная часть ВМС, включавшая все имевшиеся у Израиля эсминцы, подводные лодки и два из трех дивизионов торпедных катеров, базировалась в Средиземном море. Количественное и качественное превосходство противника диктовало Израилю необходимость воздерживаться от прямого столкновения с военно-морскими силами Египта; в связи с этим основные задачи израильских ВМС определялись накануне Шестидневной войны следующим образом: 

• обеспечение высадки морского десанта у Эль-Ариша по ходу наступления израильских сил на севере Синае; 
• обман противника через создание у него впечатления о том, что Израилем планируется мощный удар на юге Синая, который будет сопровождаться высадкой значительного десанта на обращенном к Акабскому заливу побережье этого полуострова; 
• прикрытие средиземноморского побережья страны и Эйлата от ударов противника. 

Как уже известно читателю, наступление дивизии Исраэля Таля было настолько успешным, что необходимость в высадке десанта у Эль-Ариша отпала в первый же день войны. Читателю также должна быть памятна дезинформационная операция, проводившаяся управлением 49-й дивизии ЦАХАЛа и подкрепленная с началом войны отвлекающим ударом 8-й бригады в районе Кантиллы. Эти усилия вполне преуспели, вынудив египтян разместить значительные силы там, где они оказались бесполезны для них с началом израильского наступления. Частью дезинформационных усилий была демонстрация израильских десантных кораблей на рейде Эйлата и производившаяся погрузка на них танков AMX-13; вместе с прочими мерами она убеждала противника в том, что ЦАХАЛ, как и в 1956 году, нанесет главный удар на юге Синая. 

С началом войны противник не смог предпринять серьезных попыток атаковать израильское побережье. Предполагаемый обстрел Тель-Авива египетскими эсминцами 5 июня, ответом на который стал экстренный рейд израильского эсминца "Хайфа", оказался в действительности артиллерийским обстрелом, который производился иорданскими орудиями "Long Tom" с позиций в районе Калькилии. Египетскими подлодками, предпринимавшими рейды к Ашдоду и Хайфе, не было обнаружено привлекательных целей, поскольку с началом войны Израиль полностью свернул свое торговое судоходство и предупредил иностранные суда об опасности приближения к израильским портам. В ряде случаев субмарины противника обнаруживались и атаковались израильскими кораблями, но ни одного подтвержденного уничтожения при этом не было зафиксировано. Рейд двух египетских эсминцев и шести торпедных катеров к Эйлату в ночь на 6 июня был свернут в разгар операции решением египетского командования, опасавшегося, что направленные атаковать этот порт корабли будут уничтожены израильской авиацией. 

В целом можно сказать, что основные задачи израильских ВМС были решены в ходе войны не столько ими самими, сколько быстротой наступательных действий ЦАХАЛа на суше и фактом господства Израиля в воздухе. Собственным успехом Военно-морских сил, помимо обнаружения египетских субмарин и участия в дезинформационной операции на юге, стала высадка десанта в покинутом египетскими войсками Шарм-аш-Шейхе. В то же время дополнительные задачи, ставившиемся командованием израильских ВМС, не были решены в Шестидневную войну.

Эти задачи определялись как осуществление диверсионных операций в портах противника силами небольшого подразделения морских коммандос. Таковые ни разу не дали нужного результата. В Сирии диверсионные операции трижды сворачивались по различным причинам, а в Египте дело обстояло еще хуже. В Александрии фрегат "Тарек" (бывший английский Whimbrel) своевременно обнаружил 6 июня израильскую подводную лодку "Танин" и удачно уклонился от произведенного ею торпедного залпа, после чего лодка залегла на дно, пережидая атаку глубинными бомбами. Высадившиеся с нее боевые пловцы не обнаружили на портовой стоянке военных кораблей и установили взрывные устройства на корпус сухого дока. Причиненный ему ущерб оказался невелик, но главная неудача рейда состояла в том, что шести боевым пловцам не удалось вовремя вернуться на борт ждавшей их субмарины. Вынужденные выйти на берег и искать укрытия там в ожидании эвакуации, они были взяты в плен через сутки египетской береговой охраной. Схожая диверсионная операция в Порт-Саиде, где боевые пловцы произвели высадку с борта израильского эсминца, завершилась утратой двух человекоуправляемых торпед, служивших им плавательным средством, и также оказалась безрезультатной.

При этом можно сказать, что диверсионная активность израильского подразделения морских коммандос, так и не причинившая прямого ущерба противнику, вынуждала его постоянно тревожиться о безопасности своего флота и способствовала тому, что египетские ВМС, бывшие мощнейшей силой в Восточном Средиземноморье, воздерживались от проведения собственных наступательных операций, за исключением безуспешных рейдов подводных лодок. Следует также отметить, что египетские и сирийские порты были хорошо защищены в 1967 году системами гидроакустического контроля, мобильными патрульными группами, режимом превентивного сброса глубинных бомб и иными средствами. 

* * *
Помимо военно-морских сил Израиля, Египта и Сирии в восточной акватории Средиземного моря находились Шестой флот США, состоявший из двух ударных авианосных групп, и 14-я смешанная эскадра советского ВМФ. Не вдаваясь в детали маневров взаимного сдерживания, предпринимавшихся американскими и советскими кораблями, отметим, что и те, и другие старались держаться на безопасном расстоянии от непосредственной зоны военных действий. 

30 мая капитан американского корабля электронной разведки "Либерти", направлявшегося в Берег Слоновой Кости, получил приказ, предписывавший ему как можно скорее следовать к точке, находившейся всего в полумиле от границы египетских территориальных вод напротив сектора Газы. 4 июня, за день до начала войны, Израиль получил от США отрицательный ответ на свой запрос о наличии американских кораблей в вероятной зоне конфликта. 5 июня, с началом войны, Ицхак Рабин дополнительно известил американского военно-морского атташе о том, что Израилем будут уничтожатся неопознанные суда в зоне конфликта, и попросил США предоставить Израилю необходимую информацию о всех находящихся там американских кораблях. "Либерти", еще не вошедший в то время в восточную акваторию Средиземного моря, не был упомянут в ответе американского дипломата. 

К точке, указанной в приказе от 30 мая и удаленной от побережья Синая всего на двенадцать с половиной миль, "Либерти" вышел в ночь на 8 июня. Этому предшествовали драматические события первых трех дней войны и, в частности, попытка Насера добиться от СССР прямого вмешательства в войну на стороне арабов, аргументировавшаяся тем, что в бомбардировке египетских аэродромов якобы принимают участие американские самолеты. Линдон Джонсон заявил в связи с этим, что ни один американский корабль не находится на расстоянии вылета палубной авиации от египетских берегов. Аналогичное заявление прозвучало тогда же из уст посла США при ООН.

"Либерти", курсировавший между Газой и Порт-Саидом на незначительном расстоянии от побережья Синая, оказался несчастным исключением из этого правила. Приказ от 30 мая утратил силу, однако серия телеграмм Объединенного комитета начальников штабов США, отправленных в ночь на 7 июня и предписывавших этому кораблю не подходить к побережью Синая ближе чем на сто миль, не была своевременно переслана командующему Шестого флота и капитану "Либерти". Причиной задержки позже была объявлена техническая ошибка, вызванная перегруженностью систем связи.

Утром 8 июня корабль был обнаружен израильским самолетом морской разведки и верно опознан как американский, причем в сообщении об этом специально отмечалось его внешнее сходство с египетским военно-транспортным кораблем "Эль-Кусейр". Объект был помечен зеленым цветом, как судно нейтрального государства, на доске оперативного контроля в штабе израильских ВМС, однако через пять часов эта пометка, требовавшая регулярного подтверждения, была стерта с доски. По стечению обстоятельств еще до обновления данных оперативного контроля новой группой офицеров, заступивших на дежурство в штабе ВМС, вблизи колонны ЦАХАЛа, выдвигавшейся из Эль-Ариша на запад, прогремел мощный взрыв. Его истинной причиной оказался пожар на складе боеприпасов, но израильское командование заключило, что колонна подверглась обстрелу египетской палубной артиллерии.

Высланные на перехват предполагаемого египетского эсминца израильские торпедные катера обнаружили "Либерти", уходивший в сторону Порт-Саида. Командир израильского отряда не опознал корабль как американский и, главное, неверно оценил его скорость: из его сообщения следовало, что объект преследования движется со скоростью тридцать узлов. Это, во-первых, считалось несомненным признаком боевого корабля и, во-вторых, исключало возможность идентификации с "Либерти", максимальная скорость которого составляла восемнадцать узлов. Преследуемый торпедоносцами американский корабль был настигнут двумя израильскими "Миражами", пилоты которых не заметили его флага и, получив разрешение произвести атаку, обстреляли "Либерти" ракетами и снарядами 30-мм пушек. В результате этой атаки девять американских моряков были убиты и десятки, включая капитана корабля, получили ранения.

Сообщение одного из пилотов о надписи на палубе корабля, разобрать которую в дыму не удалось, заставило Рабина предположить, что израильские самолеты по ошибке атаковали советский корабль, и он тут же приказал командующему ВВС прекратить атаку. Однако тем временем к "Либерти" подошли на расстояние 6000 метров израильские торпедные катера. На поданный ими сигнал "Идентифицируй себя" американец ответил таким же сигналом, что в точности повторяло действия египетского эсминца "Ибрагим эль-Аваль", обстрелявшего Хайфу в 1956 году (позже стало известно, что "Либерти" не смог дать внятный ответ из-за того, что его сигнальный аппарат заклинило в результате воздушной атаки). Израильские торпедные катера приближались к "Либерти" с целью его окончательного опознания, когда по ним был открыт огонь из двух установленных на палубе этого корабля крупнокалиберных пулеметов. После этого штаб ВМС дал катерам разрешение атаковать, и по "Либерти" было выпущено пять торпед, одна из которых поразила корабль.

В результате данного инцидента 34 американских моряка погибли, 170 получили ранения. Лишь после того, как "Либерти" был поражен торпедой, израильские катера подошли к нему на расстояние, позволившее идентифицировать корабль по бортовой надписи и обгоревшему американскому флагу. Израиль немедленно сообщил администрации США о трагической ошибке, выразил готовность выплатить компенсацию пострадавшим и выслал два вертолета для оказания помощи экипажу "Либерти". Американский корабль от помощи отказался и медленно, но своим ходом ушел в открытое море, навстречу спешившим к нему на выручку кораблям и вертолетам Шестого флота.

Рабин впоследствии вспоминал: "Стыдно признаться, но когда обстоятельства прояснились, во мне боролись два чувства: сожаление из-за удара по кораблю дружественного государства и облегчение в связи с тем, что этот корабль не оказался советским".

Линдон Джонсон принял извинения Израиля, однако в его администрации и в командовании американского флота нашлись влиятельные люди, утверждавшие, что Израиль действовал преднамеренно, атакуя американский корабль радиоэлектронной разведки. Ими руководили разные мотивы – от нежелания признать свою ответственность за позднюю, уже 9 июня, передачу капитану "Либерти" приказа не приближаться к побережью Синая до негативных чувств к еврейскому государству. Отголоском их обвинений, давно опровергнутых данными нескольких расследований и опубликованными оперативными документами израильского Генштаба, является целый ворох конспирологических теорий. Авторам таковых не составило труда объяснить, зачем Израилю понадобилось атаковать американский корабль. Объяснения - одно глупее другого, но завиральные теории по поводу инцидента с "Либерти" до сих пор обильно представлены на просторах интернета. 

* * *
О своих потерях Израиль сообщил через день после окончания войны: 679 убитых, около 2600 раненых, 15 пленных. С учетом умерших вскоре после этого раненых в настоящее время принята оценка, согласно которой израильские потери убитыми составили в Шестидневную войну 782 человека. Среди них было не менее пятидесяти солдат и офицеров ЦАХАЛа, каждый пятнадцатый, погибших от огня по своим. Это заметно ниже уровня американских потерь такого же типа в соответствующий исторический период: из 58.318 военнослужащих США, погибших во Вьетнамской войне, на долю т.н. "дружественного огня" пришлось 5373 убитых, каждый одиннадцатый. 

Приведенные данные также дают представление об интенсивности Шестидневной войны и о ее реальной цене для Израиля. Указанные выше американские потери включают погибших во Вьетнаме, Лаосе и Камбодже с ноября 1955 по апрель 1975 года, так что в среднем – именно в среднем, без учета периодов эскалации и спада в активности боевых действий - у США было около трех тысяч убитых в год на протяжении девятнадцати с половиной лет. Но возможен и другой способ сравнения. Сопоставив численность населения США и Израиля в 1967 году, 200 млн и около 2,8 млн человек соответственно, мы увидим, что бремя американских потерь оказалось бы сопоставимым с израильским, если бы все потери Вьетнамской войны были понесены Соединенными Штатами не за девятнадцать с половиной лет, а за одну неделю. Сравнение приобретает еще более выразительный вид, если за основу берется численность еврейского населения Израиля, менее 2,4 млн человек, на которое и пришлись все потери Шестидневной войны. Для США соответствующий уровень потерь составил бы в 1967 году 70 тысяч убитых за одну неделю.

Целые полосы израильских газет заполнились после войны траурными объявлениями, но дух времени лучше всего передают часто помещавшиеся в их текст слова поддержки родителям, вдовам и детям павших бойцов: "В освобождении любимой родины обретете свое утешение", "Освобождением Сиона и Иерусалима да будете вы утешены", "Да укрепит ваш дух единство Земли Израиля". Сравнение молодого израильского общества с героической Спартой было бы, наверное, слишком смелым, но скорбь о погибших очевидно перекрывалась в 1967 году радостью одержанной победы. Из десятков израильских песен, посвященных Шестидневной войне, лишь немногие были проникнуты чувством печали о павших. Позже слагавшиеся в Израиле песни о войнах стали совсем другими. 

В результате Шестидневной войны под контролем Израиля оказалась обширная территория, общая площадь которой составляла около 68,5 тысяч квадратных километров и превышала площадь собственной довоенной территории Израиля в 3,3 раза. Основные территориальные потери пришлись на долю Египта: Синайский полуостров (около 61 тыс. кв. км) и сектор Газы (365 кв. км). Площадь утраченных Сирией Голанских высот составляла около 1250 кв. км. Иордания потеряла в Шестидневную войну Иудею, Самарию и Восточный Иерусалим. Эта территория площадью 5860 кв. км была захвачена ею в ходе Войны за независимость Израиля и аннексирована в 1950 году; только два государства, Великобритания и Пакистан, признали иорданскую аннексию законной.

Установленная Израилем численность населения Синая без бедуинов составляла 33 тысячи человек. Изданный уже в семидесятые годы израильский справочник "Синай и сектор Газы" содержит более подробные сведения: общая численность населения полуострова – 85 тысяч человек. Основная его часть, 75 тысяч человек, была сосредоточена в северной части Синая: около 35 тысяч жителей в городе Эль-Ариш и еще 10 тысяч феллахов в ближайших к Эль-Аришу районах. Кроме того, на севере Синая постоянно кочевали бедуинские племена, численность которых составляла порядка 30 тысяч человек. Центральная часть Синая была малолюдна: 1200 бедуинов. В южной части полуострова и на побережье Суэцкого залива бедуинское население насчитывало 8500 человек.

До Шестидневной войны в южной и центральной части Голанских высот жили бедуины, черкесы (порядка 20 тысяч человек в Кунейтре и в деревнях к югу от нее), палестинские беженцы (порядка 10 тысяч), туркоманы (таковых насчитывалось порядка 7000 в Нафахе и в ближайших к нему деревнях) и друзы (также порядка 7000). Мусульмане-сунниты арабского происхождения составляли 70 процентов населения Голан; прочие религиозные группы были представлены друзами на Хермоне и алавитами, жившими в трех деревнях Эйн-Фит, Заура и Гаджар.

По утверждению Сирии, до войны на оккупированной Израилем части Голан проживало 128 тысяч человек, из которых около 122 тысяч, включая 17 тысяч жителей Кунейтры, покинули данный район. По израильской оценке, число беженцев с Голан было значительно меньше: порядка 70 тысяч. Сирия утверждала после войны, что ее граждане были насильно изгнаны с Голанских высот израильской армией. Это откровенная ложь; беженцы уходили вместе с отступавшими сирийскими войсками, еще не увидев ни одного солдата ЦАХАЛа, и их исход, считавшийся доказательством правильного гражданского чувства, поощрялся сирийскими властями. 

В результате на Голанах осталось после войны небольшое арабское население, 6400 человек, состоявшее в основном из друзов, собратья которых в Израиле были известны тем, что им удалось построить доверительные отношения с еврейским государством. Решение остаться, принятое жившими на Голанах друзами, было хотя бы отчасти предопределено указанным обстоятельством. Другой причиной могло быть то, что Хермон, не находившийся в зоне фронтального израильского наступления, был занят ЦАХАЛом уже после того, как сражения отгремели.

В Иерусалиме довоенная граница была фактически снесена народным порывом: многие тысячи израильтян устремились в Старый город уже 7 июня, не дожидаясь окончания боев в его переулках. Правительство не отставало от граждан: Израиль немедленно приступил к сносу бетонных стен и проволочных заграждений, деливших Иерусалим на две части. По совету Бен-Гуриона, принятому иерусалимским мэром Тедди Колеком, 10 июня жителям примыкавшего к Стене плача Магрибского квартала было предписано немедленно покинуть свои дома в обмен на предоставление альтернативного жилья и выплату компенсации. После этого 135 зданий Магрибского квартала были разрушены, и у Стены плача вместо тесного переулка появилась площадь, без которой доступ к Стене был невозможен для значительных групп посетителей.

Даян поручил трем генералам, Хаиму Герцогу, Рехаваму Зеэви и Шломо Лахату, определить оптимальный контур будущей границы Иерусалима. Ими было рекомендовано включить в городскую черту объединенной столицы иорданский Иерусалим, мунициальная территория которого составляла 6000 дунамов, и прилегающие к городу земли общей площадью в 70.000 дунамов. Это предложение составило основу решения об аннексии Восточного Иерусалима, принятого правительством Израиля 28 июня 1967 года. 

В Восточном Иерусалиме и в аннексированных вместе с ним деревнях проживало 80 тысяч человек. Кроме них в Иудее и Самарии насчитывалось еще 600 тысяч жителей. Единственным местом на отошедшей к Израилю иорданской территории, где ЦАХАЛом были предприняты меры к изменению состава населения, был район Латрунского выступа, душивший еврейский Иерусалим во время Войны за независимость и служивший базой египетским коммандос в ходе Шестидневной войны. Три находившиеся там деревни Эммаус, Яллу и Бейт-Нуба были разрушены ЦАХАЛом; их жителям Израиль выплатил денежную компенсацию.

В ходе войны из Иудеи, Самарии и Восточного Иерусалима в Иорданию бежало до 175 тысяч человек. Израиль не содействовал этому бегству, но также и не пытался ему препятствовать и, тем более, не поощрял к возвращению из Иордании бежавших туда арабов. Позже бежавшим в июне 1967 года было предоставлено право вернуться, но им воспользовались сравнительно немногие. Из сектора Газы в Египет бежало во время войны и сразу же после нее около ста тысяч жителей, и его население, насчитывавшее 454 тысячи человек по египетским данным, сократилось до 356 тысяч к моменту послевоенной израильской периписи. Возможно, однако, что египетская статистика включала в население Газы часть жителей северного Синая, и в этом случае речь идет о меньшей фактической разнице между довоенным и послевоенным населением сектора Газы.

Разрушение Магрибского квартала и трех деревень Латрунского выступа, продиктованное принципиальными интересами Израиля, было совершенно ничтожной мерой в сравнении с тем, что готовились учинить с побежденными израильтянами арабские страны и палестинцы в период предшествовашей Шестидневной войне эйфории. Но можно предложить и другое, не гипотетическое сравнение. 

Как и после поражения арабских армий в Войне за независимость Израиля, в июне 1967 года реакцией арабов на победу Израиля стала волна еврейских погромов. Разъяренные толпы ринулись в еврейские кварталы Йемена, Ливана, Марокко и Туниса, погромщики сжигали синагоги и нападали на беззащитных жителей. В ливийском Триполи в ходе погрома было убито 18 и тяжело ранено 25 евреев, уцелевших согнали в концлагерь. Из четырех тысяч остававшихся в Египте евреев 800 человек, в числе которых были раввины и руководители общин Каира и Александрии, подверглись аресту и конфискации имущества. Евреи Дамаска и Багдада надолго оказались под домашним арестом, многие их лидеры также подверглись заключению и конфискации имущества. Не менее семи тысяч евреев были изгнаны тогда из арабских стран с единственным свертком вещей в руках.

* * *
Первое решение относительно будущей судьбы территорий, оказавшихся под управлением Израиля в результате Шестидневной войны, было принято израильским правительством уже 19 июня: вернуть Египту и Сирии основную часть Синайского полуострова и Голанских высот в обмен на заключение мирного договора с этими странами. Альтернативный подход израильского руководства к вопросу о будущем статусе Синая и Голан сформировался позже под влиянием того факта, что первое предложение Израиля, переданное Египту и Сирии через администрацию США, было отвергнуто. Мало того, собравшиеся в августе 1967 года на конференцию в Хартуме лидеры арабских государств приняли решение, постулировавшее их общую позицию: нет признанию Израиля, нет переговорам с Израилем, нет заключению мирных соглашений с Израилем. Эти торжественные "нет" диктовали правительству Леви Эшколя новый подход, созвучный победному настроению израильского общества.

Но если Синай и Голаны изначально рассматривались правительством Эшколя как разменная карта и лишь впоследствии стали восприниматься как территория, в отношении которой у Израиля есть долгосрочные интересы, то с Иудеей, Самарией и Газой дело обстояло иначе. Численность арабского населения этих районов (без Восточного Иерусалима) составляла в 1967 году около одного миллиона человек. Сопряженный с этим демографический вызов был очевиден, но речь шла о территории, предназначавшейся по условиям британского мандата для создания "еврейского национального очага" и составлявшей сердцевину исторической родины еврейского народа. Уже первые дискуссии в израильском кабинете выявили весь спектр позиций, которые будут предъявляться в связи с вопросом о статусе Иудеи и Самарии в течение последующих пятидесяти лет и, очевидно, далее: от поощрения арабской эмиграции из этих районов и курса на их поэтапную аннексию до немедленного ухода оттуда, включая опцию создания в Иудее, Самарии и Газе палестинского государства.

Равным образом в израильском обществе уже в самом начале можно было обнаружить весь релевантный спектр позиций по данному вопросу, и это лучше всего проиллюстрировать с помощью двух объявлений, опубликованных в израильской прессе вскоре после войны. Одно из них, отражавшее позицию только что созданного Движения за неделимую Эрец-Исраэль, гласило: "Мы не захватили, но освободили!". Другое, подписанное группой радикальных левых активистов, призывало: "Немедленно уйти с оккупированных территорий!". 

Первая позиция была в то время намного ближе подавляющему большинству израильтян, но с ней сопрягалась надежда на то, что еврейский народ откликнется на исторический вызов массовой алией, которая нейтрализует демографический вызов, связанный с наличием на оказавшихся под контролем Израиля территориях миллионного арабского населения. Этого не произошло; Шестидневная война совершенно по-новому определила место Израиля в глазах еврейства диаспоры, дав ему повод для гордости и восхищения, но ее результаты не были восприняты основной массой евреев на Западе как адресованный лично им императив национальной ответственности. Алия из западных стран увеличилась после Шестидневной войны, но не настолько, чтобы освободить израильтян от тревоги за сохранение еврейского характера государства, и это лишь до некоторой степени компенсировалось начавшейся в конце шестидесятых годов алией из СССР.

Обратной стороной блестящего израильского успеха в июне 1967 года стало пренебрежение к противнику, ставшее одной из причин будущих просчетов Израиля в оценке его намерений и военных возможностей. В предисловии к своей новой книге о Войне на истощение известный израильский военный историк Йоав Гельбер, бывший офицером-резервистом 55-й десантной бригады в Шестидневную войну, сражавшийся на "китайской ферме" в Войну Судного дня и ставший затем одним из экспертов комиссии Аграната, пишет, что вопрос о причине израильских неудач 1973 года был впервые задан ему сразу после Войны Судного дня одним из солдат, находившихся вместе с ним на африканском берегу Суэцкого канала. Солдат спросил его, "когда, черт возьми, все это началось", и Гельбер, не задумываясь, ответил ему: "На следующий день после Шестидневной войны". Окунувшись впоследствии в документы комиссии Аграната, посвятив 44 года военным и социальным исследованиям, опубликовав множество интереснейших работ по истории Израиля, Гельбер сохранил уверенность в том, что он дал тогда верный ответ своему товарищу по оружию.

Формальной датой начала Войны на истощение считается 8 марта 1969 года, но это был всего лишь момент, с которого началась ее поздняя, наиболее интенсивная фаза. Термин "война на истощение" в действительности применим ко всему периоду от окончания Шестидневной войны до 8 августа 1970 года. Первые боевые столкновения на линиях прекращения огня начались уже в июле, и за ними скоро последовали возобновившиеся диверсионные рейды боевиков ФАТХа, главным образом из Иордании, заставившие ЦАХАЛ вернуться к практике операций возмездия, теперь уже на восточном берегу Иордана. Как один из крупнейших инцидентов раннего периода Войны на истощение следует упомянуть гибель израильского эсминца "Эйлат", потопленного египетскими ракетными катерами вблизи Порт-Саида 21 октября 1967 года. Жертвами этой атаки стали 47 погибших и свыше 90 раненых израильских моряков.

И все же общее положение Израиля кардинально улучшилось в результате Шестидневной войны. Его экономика, оказавшаяся в середине шестидесятых годов в состоянии тяжелого кризиса, ожила после войны за счет притока иностранных инвестиций, алии, массового туризма, эксплуатации нефтяных месторождений Синая и, не в последнюю очередь, дешевого труда палестинцев, для которых самая скромная израильская зарплата была в те годы баснословно высокой. СССР и страны советского блока, за исключением Румынии, разорвали дипломатические отношения с еврейским государством, но компенсацией за это для Израиля стал новый тип его отношений с Соединенными Штатами. Если до Шестидневной войны США упорно отказывались от роли основного поставщика оружия Израилю, то после нее Вашингтон достаточно скоро принял на себя эту роль, несмотря на тяжелый осадок в связи с инцидентом "Либерти". Новым характером отношений с США было обусловлено и то, что после Шестидневной войны Израилю оказалось невозможно предъявить ультимативное требование великих держав о немедленном отступлении к довоенным границам, как это было после Синайской кампании. И главное - прямая постановка задачи уничтожения еврейского государства военными средствами стала для арабских стран практически невозможна. Мечтать они могут о чем угодно, но на уровне оперативного планирования эта задача ими больше не ставилась, тогда как до Шестидневной войны арабская политика была объективно чревата попыткой повернуть ближневосточную историю вспять, и такая попытка с большой вероятностью воспоследовала бы даже в том случае, если бы более или менее случайные обстоятельства не вызвали майский кризис 1967 года.