Свобода и демократия: противоречивое единство
Проблемы Египта не уникальны. В Турции светские либералы устраивают демонстрации против правительства Реджепа Тайипа Эрдогана и его Партии справедливости и развития. В отличие от «Братьев-мусульман», Эрдоган может указать на солидные экономические успехи, достигнутые при его правлении. Тем не менее, некоторые жалобы стамбульских демонстрантов очень похожи на те, которые можно услышать в Каире. Они обвиняют турецкое правительство в подрыве гражданских свобод, в ослаблении судов, в запугивании журналистов и в поддержке ползучей исламизации, угрожающей свободам нерелигиозных турок – будь то их право пить пиво или «нескромно» одеваться. Подобно «Братьям-мусульманам», Партия справедливости и развития ответила на жалобы либералов тем, что указала на свой избирательный мандат.
У человека со стороны может возникнуть соблазн сделать предположение о том, что столкновение между демократией и свободой является проблемой уникальной, свойственной только мусульманским странам, где есть исламистские политические партии. Но это не так. На Шри-Ланке в данный момент избранное правительство деятельно подрывает независимость судов и свободу прессы. В последние годы массовые демонстрации против нетерпимых и недалеких действий избранных правительств также отмечаются в Москве и Бангкоке.
Похоже, что отчасти проблемы в России, Таиланде, Турции и Египте состоят в наличии широкой пропасти между массой населения и довольно состоятельной и образованной городской элитой, которой не хватает голосов по стране – хотя в случае с Россией были некоторые подтасовки на выборах. Придя к власти, избранный популист с авторитарными наклонностями, такой как президент Владимир Путин или Эрдоган, может начать наступление на свободы, дорогие сердцу городских средних классов, и в то же время, выступать с призывами к «настоящему» народу, живущему в небольших городках и в селах.
Такие действия подрывают общую западную теорию о том, что базой для всех прочих свобод являются выборы. На самом деле, история самого Запада свидетельствует о том, что выборы могут быть последней завоеванной свободой – но не первой.
В Британии уважение к независимости судов и к свободе прессы сформировалось в основном к 18-му веку. Но гарантированное право голоса все мужчины и женщины старше 21 года получили лишь в 1928 году. На всем протяжении викторианской эпохи бытовала общепринятая точка зрения о том, что для получения права голоса гражданин должен сначала обрести определенную собственность, богатство и образование. Когда всеобщее избирательное право в 1867 году было расширено, один британский консерватор мрачно заявил, что в этих условиях необходима срочная школьная реформа, поскольку «мы должны образовывать и воспитывать своих хозяев».
Сейчас такое мышление считается на Западе устаревшим и несостоятельным. Но оно может найти отклик у формирующегося среднего класса во многих странах развивающегося мира. Западные комментаторы давно уже предсказывают, что усиливающийся средний класс Китая потребует демократии. Но на самом деле, многие состоятельные китайцы просто боятся, что если крестьянство получит равные возможности для управления страной, в стране возникнет хаос.
Им могут посочувствовать египетские либералы, испытывающие последствия демократии масс в обществе, где около 40% электората неграмотно. С учетом того влияния, которым там пользуются мечети и религиозные телеканалы, египетская беднота будет и дальше голосовать за исламистские партии, если у нее будет такой шанс.
Но хотя события в Египте указывают на то, что демократия в некоторых случаях может ослаблять дорогие нашему сердцу свободы, каирские демонстрации также показывают, что провести «либеральный переворот» невозможно. Если ты свергаешь избранное правительство, ты уже замешан в репрессиях. А репрессии ведут к цензуре, к арестам политических оппонентов, а порой и к стрельбе по людям на улицах. Демократия и свобода это не одно и то же. Но если свергнуть демократию, последствия будут одинаковые и весьма печальные.
Гидеон Рахман (Gideon Rachman), ("The Financial Times" )